– Потому как боле открыться некому. Он знает, что за ним следят… со всех сторон, и свои, и чужие. Положеньице аховое!
– Это так! – согласился мужчина, ослабляя тугой узел галстука. – Чем же Кузя может помочь?
– Ничем! – стукнул энергично старик кулаком по столу. – Не детское это дело, в политику играть! Тут же еще и камень замешан, а это посерьезнее дело будет. Может до чего страшного дойти!
– Меня беспокоит мать Святозара. Боюсь, она догадалась, кто живет в отдельной палате детской больницы. Могла устроить похищение сына.
– Это Вы зря! Похитить ребенка дело трудное, но выполнимое, особливо ежели есть сильное желание. Другое дело, как дитя несмышленое спрятать, от недобрых глаз уберечь? Всю жизнь под замком держать? Нет, на такое никакая мать не решится.
– Верно… Как получилось, что она вообще попала в палату, куда нет доступа постороннему персоналу?
– Случайно. Вроде у мальчонки приступ случился, а приставленная медичка куда-то ушла.
– Нарушила инструкцию?
– Это с какой стороны посмотреть. Могли заставить… А то и случайно, все ж живой человек!
– Правильно заметили, Иван Ксенофонтьевич!
– Стараюсь… кхм-кхм…
– Мальчик мог сам покинуть больницу?
– Вот ежели бы меня о Кузьке спросили, я бы сразу ответил утвердительно. Он, шельмец, дважды из этой больницы сбегал. Никак не давался уколы ставить, а ведь бронхитом переболел! Язви его…
– Каким образом он совершал побеги?
– Дык… через дверь, – растерялся Иван Ксенофонтьевич.
– Парадную? Она что, на ночь не закрывается? Ну, и порядки…
– Зачем же? Главный вход завсегда на замке, а мимо дежурной сестрички мышь не проскочит! Ух, и глазастая девица!
– Тогда как же…
– Так через аварийный выход! Так и есть… Дверь эта неприметная, закрывается на щеколду, потому как по правилам безопасности в случае чего надо открыть быстро.
– А как же медикаменты, оборудование? Не боитесь кражи?
– Ой, у нас двери не закрываются. Город маленький, все друг дружку знаем. Отродясь ничего такого не бывало!
– Я вижу! – покачал удрученно головой мужчина. – Бриллиант бесценный украли? Ребенка похитили? Заметьте, все в Сумове!
– Наша промашка! – вздохнул совестливо старик. – Признаю.
– Мог Святозар воспользоваться этим выходом?
– Коль дверь есть, то и выход из нее будет.
– Даже если ребенок не здоров?
– Руки-ноги у него есть? Не глухой, не слепой. А ума много не надо! Опять же, могли и вывести мальчонку-то… под шумок. Заманить чем-то. Дитя, оно и есть дитя.
– Вот мы с Вами и выяснили, не выходя из кабинета, как Святозар мог больницу покинуть! – рассмеялся Президент. – Я отдам указания, чтобы сняли отпечатки пальцев, поискали следы… Эх, спецы называются! Надо же, не смогли найти аварийный выход! Так что Кузе – отдельная благодарность! Будут у него настоящие офицерские часы. Со своей руки сниму.
– Ремня ему надо всыпать, а не часы дарить! – отмахнулся дед. – Как с ним справиться, ума не приложу!
– Оставьте ребенка, Иван Ксенофонтьевич! У него большое будущее в разведке, а то и бери повыше… Да, и держите связь с премьер-министром. Надеюсь, он ничего не подозревает?
– Неужто я своего дела не знаю? А брильянт найдем, прошу не беспокоиться. И мальчонку…
– Благодарю за службу, Иван Ксенофонтьевич!
Старик бодро поднялся со стула и уважительно поклонившись, оставил Президента в одиночестве.
-5-
Если пройти вдоль трещины в асфальте, разделившую площадь города Сумов как арбуз, ровно посередине, а потом спуститься вниз по узкому и извилистому переулку со смешным названием «Гусиная тропка», то обязательно уткнешься в пруд, кишащий глазастыми лягушками. На самом деле, это не природный водоем, а бывший фундамент разрушенного храма. Когда-то он вмещал в себя все население близлежащих деревень, а теперь осталась одна стена, торчащая как единственный зуб во рту старика. Старожилы утверждали, что храм этот – особенный. Не потому, что выделялся особой статью белоснежных стен и золотым блеском луковичных куполов, а необыкновенной фреской, написанной на штукатурке. С нее смотрела на прихожан женщина с глазами, наполненными Любовью, болью и состраданием. Она как будто обращалась к людям, делясь своим горем, но вселяя надежду. Многие безутешные женщины приходили к изображению попросить за своих детей, даровать им здоровья, счастливой жизни и благополучия. Не было ни одной матери, чьи бы мольбы остались неуслышанными. С годами население оставило родные края, разъехалось в поисках лучшей доли, а храм пришел в упадок, и про лик Матери забыли.
Кузя разглядел его случайно. Ради баловства он облил стену водой из пруда. В этот момент на сырой штукатурке проявился портрет женщины, смотрящей на него так, как могут смотреть только любящие матери. Мальчик долго всматривался в черты лица незнакомой женщины, пока из его глаз не полились слезы. Кузя никогда не знал молитв, но в тот момент из его уст вырвались слова: