Власть шпаги

Вот и знакомый дом! Узкий — в три окна, трехэтажный. На первом этаже — лавка, на втором — трапезная и кабинет, на третьем — опочивальни. Вот, кажется, ставня дернулась… там, там, на третьем… Ага, ага! Вон, в распахнутом окне — показался знакомый силуэт с выбившимися из-под домашнего чепца локонами…

Молодой человек бросился было к двери… однако тут же замедлил шаг, узрев ошивавшихся возле небольшого крыльца хмырей. Хмырей было двое, оба одеты в темное суконное платье, как принято у лютеран, и оба пялились на Анну! Прямо головы задрали, шляпы сняв… Нет, ну это уже совсем бесстыдство! Да кто вы такие, господа хорошие? Судя по одежде — явно не бедняки… но и не дворяне тоже, шпаг-то не видать. Купцы? Соратники-соперники герра Шнайдера?

— И все же, герр Майнхоф, мне кажется, сей дом не стоит запрашиваемых денег! — один из хмырей — лет тридцати, круглолицый, с белесыми, как у поросенка, ресницами — нахлобучил на голову шляпу.

Второй, постарше лет, наверное, на десять, сухопарый, с худым желчным лицом, лишь хмыкнул да развел руками:

— Ах, Генрих! Я же уже говорил уважаемому герру Шнайдеру — тридцать талеров за такой дом никто не даст! Красная цена — двадцать. Ну, смотрите сами — и крыша уже требует ремонта, и ставни — покраски. Да и штукатурка — обсыпалась.

— Так я ж про это и говорю! — круглолицый хлопнул ресницами и, понизив голос, спросил: — А что, корабль герр Шнайдер не продает?

— Корабль в закладе.

— Ах, в закла-а-аде! То-то я и смотрю… А у кого, разрешите узнать? Что-что… У Фелькенберга? О, ну это волк! А дом, значит, пока что не заложен…

— Не заложен, — согласился худой — герр Майнхоф. — Но, я так думаю, вскорости все может статься. Сами знаете, Фелькенбергу палец в рот не клади. Так что, любезнейший Генрих, коли вы хотите сей домик купить, так советую — покупайте немедленно. Иначе уйдет дом, уйдет.

— Ну, не за тридцать же талеров!

— Не за тридцать. Хотя бы за двадцать… Или — за двадцать пять.

— Двадцать пять? Ну, вы, герр Майнхоф, и скажете. За что же здесь двадцать пять-то?

Ах, вот оно что! Похоже, герр Шнайдер собрался продавать дом. И уже заложил корабль! Неужто его дела настолько нехороши? Неужто сей почтенный негоциант оказался на грани разорения? Как так вышло-то? Почему?

Хотя… купеческое счастье переменчиво: сегодня ты с деньгами, завтра — без. Так оно и бывает.

Тогда тем более! Коль уж семейство пребывает в расстроенных делах, так вот и взять в жены Аннушку! Без всякого приданого, так…

Взволнованный до глубины души, молодой человек поднялся по крыльцу и постучал в дверь аккуратно привешенным бронзовым молоточком.

— Заходите! Да заходите же, не заперто! — дверь отворил старый слуга Шнайдера Ганс. Худой, с седыми косами, одетый в какой-то непонятный, явно не по размеру, кафтан, больше напоминавший рясу, слуга и сам походил на схимника… а лучше сказать, на монаха-расстригу!

— А! Герр Бутурлин! — узнав визитера, Ганс почтительно посторонился. — Прошу вас… Садитесь вот в кресло. Правда, хозяина нет… А когда явится — даже и не знаю. Право же, затрудняюсь сказать. Вы, верно, за расчетом пришли?

— Да нет, — садясь в глубокое резное кресло, успокоил Никита Петрович. — Со мной уже рассчитался шкипер.

— Ах, да, да. Хозяин же говорил… И как я мог забыть?

— А как юная госпожа Анна? — гость поежился — в доме было достаточно прохладно и сыро, видать, камин не растапливали уже давно. — Я пройду? Поднимусь?

— О, господин! — замахал руками слуга. — Госпожа Анна никого не принимает. Никого не хочет видеть! У нас такие обстоятельства, видите ли… Такие, что не приведи Господи!

— Ничего, — встав, молодой человек решительно направился к лестнице. — Я не надолго. Всего-то на пару слов.

— Но… — Напрасно протестовал Ганс! Бесполезно. Кто бы мог остановить влюбленного дворянина? Да конечно же никто! Тем более какой-то слуга.

Оказавшись перед дверью возлюбленной, Никита Петрович на миг вдруг оробел… Но только на миг! Поправив висевшую на боку шпагу, подкрутил усы… постучал, спросил по-немецки…

— Госпожа Анна?

— Кто там?

Услышав знакомый голос, молодой человек в нетерпении толкнул дверь.

— Ах, это вы…

Как-то не хорошо произнесла Аннушка эти слова. Без всякой особой радости и даже с какой-то обреченностью, что ли. Словно бы это не с Никитой она прогуливалась по саду еще не так давно.

— Я слышал, у вашего отца какие-то трудности, — войдя, галантно поклонился Бутурлин. — Но я очень рад вас видеть, милая Анна! Очень-очень рад.

— Я тоже рада…

Ага, рада, как же! Что-то не похоже. Слишком уж унылый голос, унылый вид. Впрочем, если семейство на грани разорения, то чему и радоваться-то?