Я только улыбался, читая рождественские сказки Бориса Николаевича и членов его семейки, как он среди мелких чиновников выискивал продолжателя своего бессмертного дела. В большом табуне замов руководителя администрации, менявшемся постоянно, приметил башковитого парня, готового лечь за Россию на амбразуру, и положил на него глаз. (Интересно, Путин здоровался с ним в коридоре, вынимая текст из кармана, или тогда он мог что-то говорить без бумажки?))
Годы тесного общения с Ельциным не позволяют мне верить розовым байкам. Партийно-вельможная выучка расходовать свое внимание на людей, в зависимости от их статуса, укоренилась в нем прочно. «Царь Борис» никогда не опускал взгляда на кадры ниже определенной планки, а должность зама руководителя Администрации была где-то там, в полуподвале. Она приобрела вес при политических недорослях, которые вообще не в состоянии обходиться без помочей.
У Ельцина был первый помощник Виктор Илюшин — его Борис Николаевич привез с собой в Москву из Свердловска и ставил намного выше всех из своей челяди. Так даже ему он отводил место только в своей передней. Однажды мы сидели с Ельциным вдвоем в его кабинете: пили чай за журнальным столиком и вели долгий разговор. У Илюшина, видимо, подпирало время, он тихо зашел и стал совать Борису Николаевичу какие-то бумаги. Ельцин, увлеченный беседой, отодвинул бумаги локтем, помощник опять подсунул их к нему. Дело есть дело.
— Вон отсюда! — сверкнул глазами Борис Николаевич.
Илюшин вздрогнул, повернулся и чуть слышными шагами удалился из кабинета.
Я начал выговаривать Ельцину: зачем же он так со своим давним соратником. Борис Николаевич меня остановил.
— Мы с вами политики, — сказал он и ткнул рукой в сторону двери, за которой только что скрылся Илюшин. — А они — прис-с-слуга!
Ельцин мало верил в бескорыстную преданность людей и старался подвесить свое окружение на прочные крючки. Совместные с охранником глубокие порезы на руках и смешение крови — не пьяная блажь Бориса Николаевича. Он считал, что этот гангстерский ритуал — клятва на крови — соединяет верность подельников намертво. И спокойно поручал им «особые миссии».
В неопровергнутом Кремлем интервью столичной газете («МК», 03,11,99 г.) Александр Коржаков рассказал, как Борис Николаевич дал ему указание «замочить» Юрия Михайловича Лужкова. Но он его не выполнил. На вопрос корреспондента: кого еще приказывал ему «замочить» Ельцин, Коржаков ответил: «Хасбулатова и Руцкого в 93-м году». Тоже не выполнил. И как бы в оправдание своей недисциплинированности побратим «царя Бориса» на крови пояснил: «Убить легко. Но потом надо убить того человека, который убил. Потом — через несколько минут — убить того человека, который убил того человека, который убил… Итак целую цепочку, чтобы потом, хотя бы на 90 процентов быть уверенным, что это не всплывет». Чуть-чуть раздражало обитателей Кремля, когда что-то подобное всплывало.
Материальными приманками или «тошными» поручениями Ельцин повязывал людей по рукам и ногам, чтобы не дать им возможность впоследствии отступить. Те, кто не хотел клевать на наживку — уходили. Те, кто соглашался — были в фаворе, быстро поднимались вверх по служебной лестнице.
Но каждого из таких, по правилам тайных братств, сначала подбирали и на чем-то испытывали очень близкие Ельцину люди. Затем уверенно рекомендовали вождю: «Вот тот человек, который готов выполнять любые дьявольские задания».
Невозможно было при позднем Ельцине, как говорится, за голубые глаза вспорхнуть из третьего ряда прислуги в первые ряды властителей.
И еще, в качестве допущения. Если «царь Борис» запросто поручал «замочить» преданного Лужкова, почему бы ему не дать кому-то задание организовать убийство готовившего его свержение Льва Рохлина? Представителям системной и внесистемной оппозиции это не по плечу, а вот НАДсистемная оппозиция, думаю, проверит, у кого, после ухода Коржакова, появился шрамик на руке от пореза и смешения крови с кровью хозяина Кремля. Тут не важно, кто нажимал на курок и кого обвинило наше левосудие. При умелой организации дела можно подвести под монастырь святую Деву Марию. Важно посмотреть, у кого с июля 98-го года бурно пошла в рост карьера и чьи доверенные люди после этого сами отправились на погост. От прямых свидетельств избавиться можно, а косвенные всегда выпирают острым углом
Борис Николаевич любил власть до беспамятства, не представлял своего существования без нее. Так, как акула не может жить без движения. И по доброй воле никогда не уступил бы трон кому-то другому. Он не надрывался на работе, чтобы устать. Нельзя быть президентом больше двух сроков подряд? Крючкотворство! Всегда найдутся поводы, чтобы перехитрить Конституцию.