Власть в тротиловом эквиваленте: Наследие царя Бориса

Может быть, эта идея — не возвращать депортированных вайнахов на их родину — созрела у Сталина еще во время проведения операции «Чечевица». Но никаких документов на сей счет нет. А вот следы маневров власти вокруг вайнахской проблемы в начале 50-х годов в архивах остались.

После принятия американцами чудовищного плана «Дропшот» и дрейфа Турции в ряды сателлитов США перед руководством СССР встал вопрос: как быть с Северным Кавказом — топливной базой страны? Из-за его выгодного географического положения получить контроль над Кавказом всегда мечтали и Персия и Франция и Англия и, конечно, Турция. Сколько раз она, родимая, пыталась оттяпать у России этот кусок! Теперь Турция, науськиваемая американцами, будет лезть напролом. Когда решится на это? Не сегодня, так завтра — как прикажут хозяева. Но ведь прикажут, если уже подготовили для сброса на Советский Союз 300 атомных бомб. Не зря столько их самолетов-разведчиков бродило над территорией СССР.

Как легко раним на голове младенца родничок, так совершенно не защищен, уязвим для советской державы Северный Кавказ, заселенный вайнахами. И если родничок у младенца со временем закостенеет — здесь же пульсирующей опасности не будет конца. Вайнахи — это постоянная брешь в обороне страны на стратегическом направлении. Значит они не вправе возвращаться на свою родину, а на их землях должны расположиться навсегда казачьи станицы, русские поселки, аварские аулы. Это будет надежная опора державы на Северном Кавказе. А сам Северный Кавказ перестанет быть глубокой чувствительной занозой в заднице страны — ни сесть, ни встать без резкой боли.

Полагаю, что так думали политики в Кремле, обтачивая идею создания в Казахстане Чечено-Ингушской автономной области. Место для нее присмотрели на границе с братским Китаем — надежным партнером по утихомириванию американо-турецких амбиций. Меньше 400 тысяч вайнахов проживало в Казахстане и Киргизии. Простора и гор там — сколько душе угодно.

Казахстанский плавильный котел уже работал на полную мощность — этнографический продукт получался качественный. В республике преобладало русское население. Но сюда были сосланы немцы с Поволжья, корейцы с Дальнего Востока, турки-месхетинцы и греки из Грузии и Крыма, здесь же обосновались уйгуры, латыши и эстонцы. Они обогащали культуру и жизненный опыт друг друга. Места в этом интернациональном котле вполне хватало и вайнахам — для постепенной выплавки из них законопослушной нации. Они ассимилируются, научатся у соседей работать и уважать иную веру, отвыкнут жить по адатам. Их страсть к набегам и грабежам? Отвадятся и от этого. Месхетинцы, немцы или уйгуры себя в обиду не дадут, а двигать за добычей в соседний Китай — себе дороже! У Мао особо не забалуешь — вернешься с отрубленными кистями рук. Да и оружие здесь не раздобудешь. А вайнахи без оружия — это хромой волк с вырванными клыками.

Казахи тоже придерживались родоплеменных отношений. Они делились на Старший, Средний и Младший жузы, а в самих жузах — на уйсунов, оргынов, найманов, каракесеков и проч. Но степняки жили по общепринятым нормам, а свои обычаи применяли для, так сказать, внутреннего пользования.

В 1950 году никого из спецпереселенцев, а только вайнахов освободили от обязательных поставок государству продуктов питания, стали выделять им льготную ссуду под строительство индивидуальных домов в Казахстане. Материальными поблажками московская власть давала понять, чтобы они укоренялись в республике. Группам чеченцев разрешили съездить на родину для разведки — там все земли, аулы были заняты другими. И новые власти Грозного с подачи Кремля твердо сказали, чтобы вайнахи не мылились, бриться на Кавказе им не придется.

Создавать Чечено-Ингушскую автономную область хотели как бы на добровольной основе — «по просьбе трудящихся». Диаспора должна была сама изъявить желание остаться в Казахстане. Из ЦК ВКП(б) ушло в ЦК КП(б) Казахстана негласное указание провести собрания в чечен-городках. Они состоялись в Семипалатинской, Павлодарской, Карагандинской и Восточно-Казахстанской областях.

Даже из протоколов этих сходок видна напряженная подковерная борьба вокруг создания Чечено-Ингушской АО в республике. Молодежь уже вкусила иную жизнь и выступала, не оглядываясь, за то, чтобы остаться: «Здесь когда тебя принимают на работу или начисляют зарплату, не смотрят, из какого ты тейпа. И почет не тому, кто из знатного клана, а тем, кто лучше работает — в шахте, на стройке, в леспромхозе».

В усть-каменогорских чечен-городках на Комострове и Бабкиной Мельнице уже проголосовали за постановление: остаться! Это молодежь делала погоду: «Здесь хорошо платят, дают деньги на строительство дома». Но и там, и тут местный партийный работник вводил к финалу собрания полуслепого старика — устаза (устаз — богоизбранный, святой человек, которому надо поклоняться. — Авт.), и тот говорил:

— Наш дом там, где могилы предков. Нельзя менять родину на деньги. Одумайтесь!

Все замолкали. И ход собраний менялся.