Власть в тротиловом эквиваленте: Наследие царя Бориса

Так что на очередную беду нашей страны идею с альтернативными выборами партийная власть закопала на полстолетие. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предугадать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультантов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количественно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этажа хотели диктатуры закона и справедливого социального государства. По сути это были уже социал-демократы.

7

Когда генсек пошел на переделку политсистемы, у него так и не появилось полной свободы рук. Он не мог обратиться к нации с тем самым вопросом: «Вам удобнее стало жить… Что мешает еще?» Жить стало хуже, а мешало все. Вместо укрепления экономики, как предлагали советчики, власть разрушала ее. Государственная дисциплина окончательно расшаталась. Вожди национальных республик, обрадованные импотенцией центра, стали насиловать державу сепаратизмом. Сторонников генсека с нижнего этажа партии разочаровали его бесконечное маневрирование и боязнь порвать пуповину с кастой бояр. Авторитет Горбачева упал.

Идею с альтернативным голосованием и правом общественных объединений иметь в парламенте своих представителей команда генсека внедрила, значительно обновив, но выборный процесс оставила под контролем партийного аппарата. По форме — поклон демократии, а по существу — уступка кремлевско-кэгэбистскому закулисью и баронам-сепаратистам в республиках. Да еще придумали для подстраховки «Красную сотню». Через заградительные кордоны партийного аппарата пробиться в Народные депутаты СССР державникам было трудно. Хотя десятка три совсем уж обнаглевших первых секретарей выборы проиграли, большинство съезда народных депутатов СССР составили номенклатура и ее послушники (84 процента). Они и сформировали «свой» Верховный Совет. Не рискнул генсек, подрастерявший авторитет, покуситься на власть функционеров. Обозначил свою позицию: по какую сторону баррикад он находится. А хотел бы иного, мог обратиться к нижнему этажу партии через голову Политбюро и сепаратистов, — тогда у него еще оставались политические ресурсы. Но ставил ли он когда-нибудь цель перед собой, достойную личного риска? Или рассчитывал ехать на паллиативе до конца дней?

У Михаила Сергеевича, наверно, было достаточно поводов вспомнить слова Руставели: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Потому что много нелестных слов уже сказано о поведении вождей той поры. И здесь он вправе отмахнуться: «Из-за угла рассуждать легко. А я был на Голгофе, где слева и справа целили копьями между ребер». Пусть будет так. Только я ведь не вердикт составляю, а пытаюсь разобраться, как это наша власть, и мы вместе с ней, спускали великую державу в унитаз истории.

Мне кажется, что объяснять все случайными промахами, даже глупостью Кремля, по меньшей мере, несерьезно. Наступление на страну велось планомерно, с подготовленных позиций и по широкому фронту. Мы думали, что Горбачев топтался целых два года, не отваживаясь на благотворные реформы, и только ездил по регионам, заговаривая публике зубы. А он работал! Выдергивал из состава ЦК и Политбюро личность за личностью, заменяя их «сподручными» функционерами. Удаленных с Олимпа державников нарекал консерваторами, а новый призыв флюгеров-карьеристов — реформаторами. К началу 88-го года «своя в доску» команда в Политбюро была сформирована: сам Михаил Горбачев, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе, Николай Рыжков, Вадим Медведев и другие. Никто теперь не посмел встать во весь рост на виду у народа и потребовать от генсека снять маску с лица. Стой поры под видом реформ, как по строго разработанному графику — кем и когда? — начали стартовать разрушительные процессы: дезорганизовывалась экономика, обваливался уровень жизни, подстрекался сепаратизм.

Разве о перспективах страны (а не о своем временном политическом уюте или о чем-то другом!) думал генсек, переводя многонациональную державу, с ее обострившимися противоречиями на парламентскую форму правления? Горбачев взял на вооружение мечту националистов — концепцию сильных республик с рыхлой сердцевиной в Кремле. Номенклатура на съезде позволила ему за «прилежное» поведение стать сначала главой Верховного Совета, потом президентом. Судьба Михаила Сергеевича и Советского Союза теперь полностью зависела от нее. А ситуация требовала от Центра опережающих поправок Конституции СССР и опережающих действий.