Можно было не придавать большого значения этой парочке радикалов. Но в их руках оказался опасный инструмент — Верховный Совет РСФСР. Потому что комитет по экономической реформе и собственности давал для парламента экспертную оценку концепции Малея. Парламент не мог отмахнуться от оценок своего комитета. А в эксперты Красовченко с Филипповым мобилизовали экономистов ультралиберального толка — стажеров ИИАСА, других русофобов от дебит-кредитной науки (они были и тогда и по сей день сплетены в тугой клубок, как дождевые черви в банке рыболова из «Бнай Брита»).
Малея беспокоила возня вокруг документов Госкомимущества, представленных в комитет Красавченко. Он очень переживал за дело. И попросил меня при случае переговорить с Ельциным От позиции президента зависело тогда почти все.
Как сторонник концепции Михаила Дмитриевича я стал с жаром упирать Борису Николаевичу на ее сильные стороны. На справедливый характер дележа общественного богатства. На ее не обвальные, а постепенные темпы разгосударствления по классическим схемам. А форсирование процессов могло сломать России хребет.
Ельцин уже разморился на солнце, нетерпеливо потряхивал головой. Но дал мне договорить. А потом, оживившись, начал хриплым голосом объяснять. Он знал о наработках Госкомимущества — ему докладывали. Знал о других планах. Идет борьба идей — пусть борются. Но у него после поездок за рубеж, особенно в Америку и после консультаций там с видными экономистами уже сложилось свое видение приватизационной политики в России. Какое?
— Оставить в экономике значительную часть государственного сектора, да еще на много лет, как предлагаете вы с Малеем? Так не пойдет! — сказал он в своей резкой манере. — Не получится что-то у капиталистов, все начнут сравнивать и кричать: «Давай назад!» Да еще со всероссийскими забастовками. Это будет реальная угроза возврата к социализму.
— А чем вам не угодил социализм? И разве тотальный капитализм самоцель? — вырвалось у меня. — Создать всем равные условия, и пусть конкуренция выявляет, что больше подходит нашему обществу.
— Нет у нас времени на это. Совсем нет. Сковырнуть систему могут только решительные шаги, — произнес Ельцин. — Надо в массовом порядке и как можно скорее распродать все частникам. Провести, понимаешь, черту между нами и прошлым.
— Но это может привести к обрушению экономики, к обвалу рынка.
— На время приведет. Но под гарантии кое-каких наших уступок Запад готов организовать для России товарную интервенцию. Продержимся с полгода — год, и все пойдет как надо.
Мы помолчали. Ельцин давно не был со мной так откровенен.
— У нашего народа — голодранца нет таких капиталов, чтобы выкупить все сразу, — сказал я. — Приватизационных чеков на это дело не хватит.
— Да что чеки — бумажки, — поморщился президент. — Нужны деньги, большие деньги, чтобы обновлять производство. Продадим тем, у кого эти деньги имеются. Таких совсем немного. И это к лучшему. Когда меньше хозяев — с ними работать удобнее. А все станут хозяевами — начнут власти приказывать. Какой тогда угол искать?
Самое время было углубиться в этот разговор, но Ельцин вдруг поднялся на корме во весь рост и сказал:
— Ну, хватит о работе. Надо искупаться. А то я совсем разомлею.
Мы разделись догола и нырнули с лодки. Поплавали в теплой прозрачной воде. И вернулись на остров, к столу, где я получил нагоняй за похищение виновника торжества.
В Москве после этого пикника я не раз вспоминал разговор на водохранилище. Позиция Бориса Николаевича была очевидной. На мой взгляд, ошибочная позиция. Но это на мой взгляд. А какой из меня теоретик приватизации, чтобы переубеждать упрямого президента? Опора на здравый смысл? Но этот аргумент в коридорах власти давно потерял всякую ценность.
И Ельцину, и группе Красавченко подбирали фасон, похоже, в одной пошивочной. В других при разгосударствлении придерживались стандартных правил: «не навреди!», «не нарушай установленные экономические связи!», «не ослабляй национальную безопасность!», «делай не в чьих-то корыстных целях, а ради повышения эффективности производства!» По этому пути шли к успеху многие азиатские и европейские страны. Здесь же намечалось вершить все шиворот-навыворот.
Мне стало понятно, что планы Малея обречены. Что сначала комитет Красавченко даст программе Михаила Дмитриевича негативную оценку. Так оно и произошло. Затем Ельцин заменит Малея — президенту подсунут какого-нибудь гопника из подворотни, и тот по команде кукловодов начнет гасить топки российского локомотива, да при этом еще строить из себя благодетеля, врать и кочевряжиться.