Власть земли

Патер спешно вскрыл конверт и начал читать письмо. Его лицо то хмурилось, то улыбалось. Потом он сложил письмо и ответил:

— Я должен показать это письмо королю и тогда дам ответ.

— Буду просить, ваше преподобие, послать его со своим человеком. Я остаюсь здесь, служить королю, — сказал Ходзевич.

Мошинский проницательно посмотрел на красивого поручика и произнес:

— Что же, доброе дело! Король будет рад каждому воину. Вы один?

— Со мной тридцать человек!

— Еще лучше! К кому же вы поступите?

— Я присоединюсь к любой хоругви. Думаю, что мне не откажут офицеры.

— Понятно, понятно, — поспешил успокоить его иезуит. — Если хотите, я рекомендую вас гетману Жолкевскому. Это — опытный воин.

Ходзевич поклонился.

— А теперь простите! — поднимаясь, сказал Мошинский. — Я должен быть у короля!

Ходзевич поспешно встал.

Патер протянул ему руку и сказал:

— Где вы будете? Король, наверное, захочет видеть вас!

Ходзевич подумал с минуту и ответил:

— В лагере полковника Струся, у поручика Ржевского!

Патер отпустил его.

Ходзевич вышел смущенный. Хотя он и находился в родственной ему среде, тем не менее у него не было здесь знакомой души. Он сел на коня и, расспрашивая дорогу, направился к бараку молодого Ржевского. Проезжая мимо ставки, у которой развевался штандарт Струся, Ходзевич почувствовал прилив особого уважения. Этот пан Струсь славился среди польских воинов своей исключительной храбростью, уже не раз отличался под Смоленском, и русские трепетали пред его именем. У входа в палатку стоял и сам знаменитый полковник. Богатырского роста, с огромным носом и огромными усами, в камзоле алого сукна и казацких шароварах, он представлял собой тип удалого польского вояки того времени.

Ходзевич поклонился ему.

— Добрый день, рыцарь! — ответил ему Струсь.

Ходзевич подъехал к бараку, занимаемому Ржевским с товарищами, и смело вошел в него. Среди голых стен, увешанных оружием, стояли по углам четыре койки; посредине комнаты был длинный стол, и за ним сидели трое молодых офицеров, торопливо поедая огромного гуся и запивая его вином. Ржевского между ними не было.

Ходзевич смутился, когда офицеры перестали есть и вопросительно взглянули на него.

— Прошу извинить, — начал он, — я офицер из стана Сапеги, никого не знаю. Пан Ржевский пригласил меня к себе!

Едва он окончил, как офицеры быстро встали и радушно приветствовали его.

— Добушинский, а это — Одынец, а это — Кравец, — заговорили наперебой офицеры. — Просим пана до стола. Еда неважная: жирный гусь, зато питье — настоящее венгерское. И откуда жид его достал, понять не можем!

Ходзевич весело пожал всем руки. Почти в ту же минуту вошел Ржевский.

— А, и пан тут! — радостно приветствовал он Ходзевича. — Были у патера? Какие вести? Умираем здесь от скуки! И жарища же, паны! Словно у нас в Гродно!

Ржевский произнес все это залпом и, раскинув жупан и сбросив ментик, устало опустился на лавку.

— Прежде чем есть и рассказывать, я к вам с просьбой: разместите моих людей, ради Бога! — сказал Ходзевич.

Пан Одынец, маленький, пухлый офицер с совершенно белыми усами, быстро вскочил.

— Вмиг, пан! — сказал он и выбежал.

— Он их с нашими солдатами устроит, — объяснил Добушинский. — Ну, а теперь просим пана! — И он пододвинул Ходзевичу гуся.

Проголодавшийся Ходзевич с жаром принялся за еду. Тем временем Ржевский сказал:

— От девятого года стоим тут. Порох тратим, людей губим, и в этом вся потеха. Поначалу эти стычки да приступы веселы были, а теперь хуже ярма невольного. Только и забава что вино да кости. Женщин нет! Просто собачья жизнь!

— Подожди! — сказал Кравец, толстый, краснолицый поляк. — Слышал я, что король нас на Москву посылает!

— Да, жди! — ответил Одынец. — Послать давно послали бы, а с кем? И Потоцкие не хотят, и Жолкевский не желает!

— Почему не хотят-то? — спросил Ходзевич.

— А оба хотят Смоленск взять! «Не для того, — говорят, — здесь два года стоим», — ответил Кравец.

— А теперь, пан, расскажите-ка нам про свои походы! — попросил Ржевский.

— Расскажите, расскажите! — стали просить и его товарищи.

Добушинский долил кубок Ходзевича, тот отпил, откашлялся и начал свой рассказ.

Он начал с того времени, когда они пришли с Сапегой в Тушино, к царьку, у Царева Займища взяли под свое покровительство Марину Мнишек. Потом он рассказал про короткое время пиров и обедов в Тушине, ссоры с Рожинским и уход под Троицкую обитель.

— Вот там осада-то скучнее вашей была! — сказал он. — Диво бы с воинами воевать надо было, а то против черных ворон, кутейников, и все-таки ничего не сделали. Мы, Лисовский^{21}, Зборовский и я, так ни с чем и повернули.

Потом его рассказ перешел на тяжелое время мыканья Сапеги, на его осаду в Дмитрове, когда русские чуть их живьем не взяли,^{22} да спасибо Мархоцкому^{23}, приславшему помощь!

Весь свой рассказ Ходзевич перемешивал с описанием разных романических встреч и приключений, причем разбойные дела и наглый грабеж в его передаче принимали характер молодецких подвигов.

Глаза слушателей разгорелись. Опьяненный вином и вниманием офицеров, Ходзевич не раз прихвастнул.