Власть женщины

— Милая, да что же ты не спросишь у меня? Разве ты не знаешь, что все, что мое, то и твое. Говори же скорей, сколько тебе нужно? — заторопился он, вынув бумажник и из него чековую книжку.

— Нет, не надо, я не хочу брать у тебя! — протестовала она.

— Ты меня обижаешь, Тамара, говори же, сколько нужно?

— Нет, не скажу, не надо, не хочу…

Осип Федорович подошел к ее письменному столу, подписал чек, не выставляя суммы, вырвал его и подал ей.

— Бери сколько хочешь, сумму впиши сама, в этой банкирской конторе у меня на текущем счету двадцать две тысячи.

— О, какой ты добрый! Как я тебе благодарна!

Она обняла его и страстно поцеловала. Обезумев, он опустился перед ней на колени, не выпуская из своих объятий ее стана.

— Все, все, что ты хочешь!.. все возьми! — шептал он, пожирая глазами ее склонившееся к нему лицо.

Она встала, взяла чек, опустила его в карман, затем села к нему на колени и очаровательным движением провела рукой по его волосам.

— Ты мой милый, хороший, и я очень, очень люблю тебя! — шептала она, прижимаясь щекой к его губам.

Он сжал ее в своих объятиях.

— О, божество мое, целой жизни не хватит, чтобы отплатить за то блаженство, которое ты даешь мне.

Прощаясь с ним, она сказала:

— В пятницу ты у меня. Завтра не приходи, не буду дома.

"Жизнь, как ты хороша!" — думал он, возвращаясь домой.

XI ОРИГИНАЛ ПОРТРЕТА

Была среда — день абонемента Пашковых в опере.

Последнее время Осип Федорович почти не посещал театра, и Вера Степановна вместо него брала с собой кого-нибудь из знакомых.

На этот же раз он поехал, так как в последнюю пятницу Тамара Викентьевна сказала между прочим что будет в опере.

Ложа Пашковых была в бельэтаже.

Первое действие уже началось, когда в противоположную ложу вошла баронесса фон Армфельдт.

Пашков взглянул и чуть не выронил из рук бинокль.

Следом за ней вошел оригинал таинственного портрета в будуаре.

Жгучая ненависть к этому человеку мгновенно поднялась в Осипе Федоровиче.

Инстинктом влюбленного он угадал в нем соперника. Даже после истории с Шидловским он не испытывал такой мучительной ревности, как при первом взгляде на это красивое, смуглое лицо.

Посмотрев на баронессу, он весь задрожал.

Ее лицо, это спокойное, всегда бледное лицо с невинными, ясными глазами, совершенно изменилось!

Яркий румянец горел на ее щеках, зеленые глаза искрились под полуопущенными ресницами, во всех чертах лица разлито выражение беспредельного счастья. Казалось, она с трудом сдерживала охвативший ее любовный восторг.

Никогда не была она так хороша, никогда он так безумно не любил ее, как в этот вечер.

Осип Федорович сидел неподвижно, устремив глаза на баронессу и ее спутника.

Вера Степановна быстро взглянула по направлению взгляда мужа и дотронулась до его руки.

— Что с тобой, Ося?

— Ах, оставь, пожалуйста! — резко, с нескрываемым страданием в голосе проговорил он, откидываясь на спинку стула.

Вера Степановна смертельно побледнела, еще раз бросила взгляд на противоположную ложу и отвернулась.

Она, видимо, поняла все.

Но что ему было за дело до этого! Оригинал портрета сел так ужасно близко, фамильярно положив руку на спинку ее стула! Тамара улыбнулась ему такой счастливой улыбкой, что вся кровь кипела в несчастном Осипе Федоровиче.

Он ни разу не взглянул на сцену, он был поглощен только этим зрелищем, забыв все и всех.

"Неужели она ни разу не взглянет на меня, ведь она же знает нашу ложу", — думал он, нетерпеливо следя за ее взглядом.

Она между тем рассеянно смотрела на сцену и почти не переставала разговаривать со своим кавалером.

Наконец опустился занавес, и баронесса, взяв бинокль, начала медленно обводить взглядом ложи. Легкий кивок головой, равнодушный взгляд, и она снова обратилась к оригиналу проклятого портрета.

Пашков вспомнил вечер у Гоголицыных, когда она так же отвечала на его поклон и весь вечер почти не говорила с ним.

Она объяснила это ему тем, что не хотела возбуждать подозрений его жены.

Но теперь? Теперь это было другое!

Ее глаза, на секунду обращенные к нему, как бы говорили:

"Оставь, не мешай моему счастью, дай мне насладиться им!"

Ему хотелось сию же минуту отправиться к ней и сказать:

"Не смеешь…"

Но дверь в ложу отворилась и вошел полковник Петр Иванович Сазонов. Поздоровавшись, он сел позади Веры Степановны.

— Как вам нравится сегодня Фигнер, Вера Степановна?.. Жена моя говорит, что он "просто душка", и до боли отхлопала себе ладоши, апплодируя, — смеялся он.

— Он очень хорош в этой роли, — ответила Вера Степановна, даже не улыбнувшись его шутке.

— Что это вы как будто больны сегодня, — сказал Петр Иванович, вглядываясь в ее лицо, — совсем побледнели, и глаза какие-то нездоровые?

Она отрицательно кивнула головой.

— Нет, ничего!

— Тогда не смотрите так серьезно. Вон вам моя жена кланяется. Чему она опять смеется?.. Вот я вам скажу веселая бабенка, моя Соня… Но посмотрите, сегодня, кажется, весь партер сошел с ума, все стоят и глядят на Армфельдт. Ну-ка, я взгляну, что сегодня в ней особенного?

С этими словами полковник взял бинокль.