Питек обрушил кулаки на пульт. Искры сыпались, превращаясь в небольшие облачка, которые, свою очередь, преображались в крохотные твердые шарики, дождем выпавшие на пол. Экран теперь вспыхивал зеленым пламенем в странном ритме, словно отражавшем затрудненное дыхание какого-то существа. Вой машины превратился в тонкий плач. Окажись здесь сторонний наблюдатель, надежно защищенный от воздействия машины, он наверняка заметил бы, что все, что происходило в помещении, включая действия самого Питека, подчинялось тому же ритму, то ускоряясь, то едва не останавливаясь совершенно; время в комнате пульсировало, выйдя из повиновения… Но наблюдать за этим было некогда: иеромонах исчез, убедившись, наверное, что помощь его тут более не нужна.
Машина агонизировала. Но в конце концов неподвижность победила ее. Искры становились все слабее и наконец погасли совершенно. Плач утих. Экран погас. Питек остановился, пошатываясь, вытирая с лица обильный пот. Костюм его местами обгорел, хотя сам человек остался, похоже, невредимым. Машина превратилась в груду оплавленных обломков. Воздух был насыщен запахом гари. Дышалось тяжело.
– Пахарь! – окликнул Питек, но не получил ответа.
Он огляделся, пожал плечами. Вышел, толкнув перекосившуюся дверь, и побрел по коридору, придерживаясь за стены. Пахаря он нашел у выхода на галерею.
– С теми покончено, – сказал Питек, усталый, но довольный. – Пора заняться этим типом.
Никодим покачал головой.
– Не придется. Я отпустил его. Уберег тебя от греха.
– Ох, Никодим… – произнес Питек, осуждающе качая головой. – Твоя доброта хуже жестокости.
– Человек! – ответил Никодим. – Не торопись нести зло! Если бы вы не привыкли так спешить, кто знает – может быть, и я был бы сейчас среди вас – а не в стороне.
Питек не нашел, что ответить, и только вздохнул.
– Ладно, – сказал он затем. – Что сделано – сделано. Только как я теперь вернусь на планету? Без него?
– Ну, отсюда настроить канал куда проще, – откликнулся Никодим. – Здесь он фиксирован, не то что там, на тверди. Неужели ты не справишься?
– Пожалуй, попробую.
– Постой. А что стало с теми – двумя или тремя, уж и не знаю, сколько их на самом деле?
– Не посмотрел. Не подумал даже. Я не такой нежный, как ты.
– Не могут ли они восстановить?
– Гм. Чего доброго… Пойдем, посмотрим.
Они вернулись в комнату, где происходило сражение. Обломки остывали. Людей не было – ни живых, ни мертвых.
– Сбежали, – пробормотал Питек с досадой.
– Сбежали… Может быть, и не так. Может, они и не людьми были, а всего лишь частью машины. Кончилась она – и они стали не нужны… Предоставим их их судьбе.
– Будь по-твоему. Значит, отпустил ты его… Зря. Он еще там дров наломает. Давай-ка поспешим к нашим, твое преподобие. Где тут искать канал?
– Наверное, как и у нас – наверху.
Они поднялись по лестнице, без труда отыскали помещение, где начинался канал.
– Лети, – сказал иеромонах. – Где встретимся?
– Там, где самая драка, – ответил Питек уверенно.
Улица была засыпана битым кирпичом, бетонными глыбами, обломками мебели, осколками домашней утвари; видимо, поблизости разорвалась боеголовка ракеты.
Земля под ногами слегка подрагивала, хотя новые взрывы не тревожили больше этот район; артиллерийский обстрел кончился, и на окраинах города шли бои.
– Тут недолго заблудиться, – сказал Хен Гот, помогая Лезе преодолеть очередную кучу мусора.
– По-моему, мы уже, – откликнулась она, потирая ушибленное колено.
– Интересно: всего три дома разбиты, а как все изменилось. И люди куда-то девались. Но я уверен – мы идем правильно. Музей где-то недалеко. Постой. Вот здесь начинался тот переулок…
– На такую гору мне не взобраться, Хен.
– Да и я тоже не такой уж скалолаз. Попробуем в обход: пройдем дальше, и там – дворами.
– Если только сохранились дворы. Хен, а может, отложим этот твой музей до другого раза? Мне хотелось бы отдохнуть, да и поесть не мешает.
– И отдохнешь, и поешь – но чуть позже. А в музей нужно попасть сейчас. Ты просто не очень ясно понимаешь, о чем речь. Если нам удастся первыми в мире попасть в то подземелье… Тут пахнет открытием вселенского масштаба! Ты что же – хочешь упустить такую возможность?
– Я не очень гонюсь за славой, Хен. Хочу тишины и покоя. И не только для себя одной.
– Я понимаю, понимаю, – откликнулся он таким тоном, каким говорят с детьми. – Конечно, у тебя есть на это все права. Но разве я против? Мы только заглянем в музей ненадолго…
– Думаешь, там сейчас кто-нибудь есть?
– Надеюсь, что нет… Ну-ка, давай свернем сюда.
– Не понимаю. Если там никого не окажется – что же ты станешь делать?
– Заберусь в хранилище и просто-напросто возьму то, то мне нужно. Если бы все было, как обычно, мне пришлось бы неделю выпрашивать разрешения познакомиться с этими материалами. В музее засели жуткие консерваторы и формалисты. А так – я просто отберу то, что мне нужно.
– То есть украдешь?
– Ну зачем же так… Просто позаимствую – на некоторое время. А потом возвращу в целости и сохранности… Но мы слишком медленно идем!
– Быстрее я не могу. Ушибла ногу.
– Хочешь, я понесу тебя?
– Не хочу. Только не беги так.