Властелин булата

– Отрицая свой дар, большой пользы от него не добьешься. – Степан зевнул, повернул в сторону, постучал кулаком по наковальне. – Я не люблю соваться в чужие дела. Если помогать тем, кто о сем не просит, в ответ получишь скорее ненависть, нежели благодарность. Но так уж сложилось, что мне нужен твой дар. Прости, но мне придется его разбудить.

– Звучит угрожающе, – усмехнулся Матвей. – Это будет больно?

– Кто знает, кто знает… – покачал головой гость. – Ты слышал, что такое «морок»? Наверное, нет. Твои амулеты… – Степан внезапно оказался рядом и постучал ладонями по резным дискам на груди бога-технолога, – твои заговоренные Макошью амулеты спасают тебя от любого колдовского воздействия и даже от чар богов. Но только не от моих!

Он щелкнул пальцами, и поперек кузни внезапно появилась бревенчатая стена. Щелкнул – пропала. Рассмеялся, щелкнул пальцами обеих рук – и Матвей оказался в тесном срубе без окон и дверей. Правда – достаточно светлом, чтобы различить сбитые в лапу углы и сучки толстенных сосновых бревен.

– Кручу, верчу, запутать хочу, – послышался голос колдуна, и стены вокруг пленника действительно закружились, но почти сразу замерли. – Где выход?

Матвей задумчиво потер подбородок, коснулся пальцами влажных стволов.

– Я могу обмануть твое зрение, – прозвучало совсем рядом. – Я могу обмануть твой слух и твое осязание. Но никто и ничто не в силах обмануть твой дар… Не верь глазам своим! Где выход?!

– Это иллюзия… – пробормотал Матвей. – Просто иллюзия.

Он резко навалился на одну из стен, отступил, навалился всей массой на другую – и оказался в кузне рядом со Степаном. Тот разочарованно покачал головой:

– Ты слишком сильно доверяешь своему разуму, знаниям и интеллекту, – гость постучал себя пальцем по виску. – А должен полагаться на чувства. Где выход?

– Какой еще выход? – не понял бог-технолог, сделал пару шагов в сторону открытого наружу проема и… неожиданно врезался с разгона в прочное препятствие.

– Не верь глазам своим! – хмыкнул синий колдун.

Матвей попытался ощупать стену, понять, во что уперся – но та неожиданно укололась.

– Не верь глазам, не верь осязанию, не верь слуху, – напомнил Степан. – Положись на свой дар! Не смотри на мир вокруг. Почувствуй его нутром!

– Понятно. Мой дар, это что-то вроде поноса, – отступил помощник Сварога. – Ощущается слабостью живота.

Он уткнулся ягодицей в какой-то твердый угол, замер, отвел назад руку, провел по горячей шершавой поверхности. Понял, что притерся к невидимому горну, прикинул, где дверь, повернулся и вдоль печи решительно вошел в стену, прячущую вход в дом – пробил собой морок и толкнул створку.

– Для начала неплохо, о великий, – пожал плечами, глядя ему в спину, колдун. – Мы научились не верить иллюзиям. Первый зачет сдан на «хорошо».

Однако Матвей его не услышал. Он шагал через темноту знакомого до мелочей коридора. Через пятнадцать шагов поднялся по лестнице, повернул и вскоре оказался у себя.

– Ну наконец-то, бог мой! – радостно кинулась к нему жена, крепко прижалась к широкой груди. – Темно уже за окном, а тебя все нет и нет!

– Пара вопросов возникла, Зорюшка моя, – пригладил кудри молодой женщины помощник Сварога. – Теперь все, спать.

В слабом свете двух масляных ламп цвета растворялись, и волосы Заряны превратились из рыжих в черные, платье стало серым, равно как постель, стол, угощение на нем. Крынка с едким реповым квасом, немного копченой рыбы, какие-то овощные ломтики, плохо различимые в полумраке.

– Кушать станешь?

– Конечно!

За четыре прошедших года Заряна так и не привыкла к такой невероятной роскоши, как собственная горница, своя постель, возможность поужинать наедине с любимым за отдельным столом, и каждый вечер радовалась сей возможности, как ребенок:

– Так садись, любый мой! Дозволь ковш тебе наполню. Ныне я окуней у ключницы взяла, да огурцы свежие наросли. Ты кушай, кушай! Весь день в бегах да хлопотах. Замаялся, верно… – она опустилась напротив, преданно глядя мужу в глаза.

– Сама-то поешь, родная моя.

– Я сыта.

– Попробуй, какая рыба вкусная. Прямо тает на губах… – почти разделав пахнущую дымком тушку, Матвей отломил кусочек, протянул жене.

Из его пальцев Заряна угощение приняла.

Придвинувшись, молодой бог дал ей еще кусок, потом третий и, наклонившись, поцеловал в близкие солоноватые губы. Подхватил на руки и понес к постели.

Затрещав, одна из ламп вдруг густо закоптила, пару раз мигнула и погасла. В ней закончилось масло.

Матвей заторопился, расстегивая пояс, стягивая платье с Заряны, избавляясь от обуви, куртки.

Вторая лампа зашипела, прощально выстрелила ярким высоким огоньком и тоже погасла.

В покоях великого Матвея наступила ночь. Нежная, сладкая и горячая…

* * *

Утренний солнечный луч, пробив слюдяную пластинку, рассыпался на радужные колечки и ударил Матвею прямо в глаза. Бог-технолог широко зевнул, подкатился к краю постели, поднялся. Хорошенько потянулся, сделал несколько шагов к столу.

– Утро доброе, друг мой!

– Ч-черт! – вздрогнул от неожиданности Матвей. – Ты чего здесь делаешь, Степа?