- Не, видишь лакеи на стол накрывают, - ответил Историк, - кто-то из них мамке настучал про трещотку. Тут каждый второй на дворовую полицию работает. Николая захотел отец, как то во дворце видеть поздно вечером, когда он уже взрослый был, так сам питерский полицмейстер его с Малечки достал и привез. Не можем мы английский знать пока, не по уму. А вот память идеальную продемонстрировать - это плюсик в карму.
- После обеда собираемся и расписываем карточки, - озвучил план Николай. - Александра Петровна нам поможет. Вечером раздарим служивым, когда они пойдут на ужин. А пока приступаем к обеду!
- Кашу мясом не испортишь, - провозгласил Химик.
- Слышали бы тебя веганы, - хмыкнул Историк.
***
- А он точно художник? - с сомнением спросил Химик
Помогать в титанической и благородной работе по увековечиванию подвига русской армии, в игровую царственных детей, приперлась вся аристократия Аничкова дворца в лице маманьки и её фрейлин-тёзок: графини Александры Апраксиной и княжны Александры Куракиной. С ними затесался неказистый мужичок ни в коем разе не похожий на богемного представителя кисточки и акварелей. Был ростом мал, худощав, взор не горел пронзительно и ясно - не нашлось гостевой мдмашки во дворце, - скорее был подобострастен и немного жалок. Благообразные черты лица портили лохмы нечесанных волос и некая сутуловатость.
Мария Фёдоровна представила его как известного петербургского портретиста Василия Павловича Худоярова, по зову души и веления сердца, пожелавшего принять участие в праздновании успеха русского оружия.
- Да, - ответил Историк, - просто художник второго ряда. Матушка наша молодец, быстро просчитала, что наша наскальная живопись способна переманить на светлую сторону силы даже отъявленного имперца. Думаю, она послала лакея с пожеланием видеть у себя Крамскому, но тот не смог, по каким-то серьезным причинам и предложил своего ученика.
- Не знаю Крамского, но ученик его староват, - рассудил Химик
- Крамский - лучший на сегодня портретист, вернулся недавно с выставки в Париже. - терпеливо объяснил Историк. - Он, кстати, и первый учитель Репина.
- А, - протянул Химик, - ну кто не знает Репина и его картину "Бурлаки приплыли".
Я не знаю, - сурово ответил Историк, - во-первых не бурлаки, а монахи, во-вторых, не приплыли, а не туда заехали, и в-третьих, не Репин, а Соловьев. Так вот, Худояров крепостной из Иркутской губернии, что выбился в люди и осел в Санкт-Петербурге. Селфмейдмен. Рисовал и мамку, и папку нашего, и пейзажи, но больше делал копии известных картин. Его работы представлены во многих уральских музеях.
- Ты мой кумир, профессор, - кисло сказал Химик, - для мещанского понимания: почем его картины известные стоили?
- От десяти до шестидесяти трех тысяч долларов, - прикинул Историк.
- Не очень, - выразился Химик, - я уж думал Николай ему попозирует.
- Ой, все, - чертыхнулся Историк, - летом в Дании, вызовем к себе Ван Гога, он как раз будет шататься эти два года между Бельгией и Нидерландами. Удовлетворит ли это твое тщеславие?
- Вполне, - польщенно произнес Химик, в то время как Историк, представляя, как он удивится, увидев разницу портретных работ между художником-академистом и постимпрессионистом, пытался подавить приступ смеха.
Работа была организована Николаем по конвейерной схеме. Володька и обе фрейлины нарезали альбомные листы на квадратики и передавали их великим князьям и их матушке. Мария Фёдоровна подписывала открытку цветным карандашом пафосными строками о славе русского оружия под Плевной со своей подписью, Николай с Жориком добавляли свои имена и передавали Худоярову. Художник мастерскими движениями карандаша в несколько взмахов очерчивал холмы, мазанки и православный крест над очертаниями города. Александра Петровна усердно раскрашивала в цвете благолепие в виде неба и солнца.
Мария Фёдоровна умудрялась подшучивать над обеими фрейлинами за раз. У Александра, в будущем Третьего, на службе состоял молодцеватый адъютант, князь, штабс-ротмистр Владимир с тройной фамилией Оболенский-Нелединский-Мелецкий. Лукаво поглядывая на вспыхивающую Апраксину, неравнодушную к щеголеватому адьютанту, и Куракину цесаревна нехитро забавлялась, что княжной быть хорошо, а княжной с тройной фамилией еще лучше.
Жорик не разменивался на мелочи. Высунув язык, он с усердием малевал свой автограф для челяди. Володька, исполненный сознанием высокого долга, резал бумагу словно рождественский торт: неистово и тщательно. Апешечка умиротворенно мурлыкала, приголубливая карандашами открытку. Радциг летал на крыльях преданности, словно заправский чемпион по фрисби, таская вазочки с карандашами для царственной семьи.
- У нас тут своя атмосфера, - хотелось высказаться Николаю, но он благоразумно молчал, наслаждаясь минутами счастья.
Аха, - влез Химик, - сравнил Радцига с псом, я такой санкции не давал.
Поговори мне еще тут, - пригрозил Историк, - тут, тут и вот тут, где галочка.
***