Титус поднялся, выждал пару секунд и выключил лампу. Вернувшись к себе в альков, он задернул шторы, включил свет и быстро переоделся в халат. Затем вынул из-под матраца одолженный у Гарри Таунли револьвер, зарядил его и спрятал в карман. После этого он приоткрыл занавеси и выскользнул в образовавшуюся щель, ступая по узкой полоске света, что пробивалась из алькова.
Он шагал вдоль нее туда-сюда, не в силах сдержать возбуждения. Не один раз ему в голову приходила мысль бежать отсюда, бежать, пока не поздно, пускай он вплотную приблизился к разгадке тайны, которая одновременно манила и отталкивала его… Увы, это было бы просто непозволительно, хотя бы потому, что сейчас им владел отнюдь не страх, а гнев. Ведь ему предстояло стать… да что там! Он все это время был жертвой чудовища по имени Карстерс. Сейчас же, зная, чем все должно закончиться, — молясь, чтобы все закончилось так, как он задумал, — разве мог он поддаться страху? Пути к отступлению были для него отрезаны. Карстерс найдет ему замену, и многовековой ужас продолжится, пусть без него. И даже если ему удастся сбежать, кто поручится, что однажды возмездие не настигнет его?
В половине десятого вечера к дому подъехали автомобили — подъехали тихо, словно катафалки, причем сегодня их было больше, чем обычно. В узенькую щель между шторами Кроу проследил, как в дом прошмыгнуло несколько темных фигур. Какое-то время слышалось приглушенное перешептывание и скрип. Все эти звуки Титус уловил, стоя в темноте библиотеки. Слух его обострился настолько, что теперь мог уловить малейший шорох. Чуть позднее, когда все звуки переместились в подвал, юноша выключил свет в алькове и сидел в кромешной тьме на стуле — то есть там, где Карстерс его оставил. Вокруг него с каждым мгновением сгущался мрак, и вскоре Титусу уже чудилось, будто темнота тяжким грузом давит ему на плечи.
Минуты шли. Кроу поймал себя на том, что рука его то и дело тянется к увесистому револьверу в кармане. Тело его сотрясала дрожь. Где-то вдалеке часы пробили одиннадцать часов, и сразу после этого из подвала донесся ритмичный речитатив. На лбу у Титуса тотчас выступил бисером холодный пот. Он вытер его носовым платком.
Мистерия Червя началась.
Титус попытался взять себя в руки, ибо знал, что час его близится — увы, тщетно. Минуты шли, и доносившаяся из подвала дьявольская абракадабра делалась ритмичнее и громче. Мысленно Титус не раз обозвал себя идиотом. Он то вставал, то садился вновь, вытирая со лба испарину, то нащупывал револьвер. Совершенно неожиданно часы пробили половину двенадцатого. Титус встрепенулся.
В следующее мгновение его обдало холодным как лед воздухом — словно температура в доме упала до нуля! Титус вдыхал леденящий воздух, ощущая, как на тонких ворсинках в его ноздрях оседает иней. Он также ощутил удушливый запах — внизу кто-то жег белену и опиум, — однако остался сидеть, словно прикованный к стулу. Речитатив сделался еще громче, его звучность и ритм достигли новых высот — казалось, эхо голосов разносится под сводами огромного собора.
Время уже близилось к полночи, однако Титус даже не посмел взглянуть на часы.
Внезапно его ужас исчез. Титус вновь был сам себе хозяин. Он сделал надрывный вздох и заставил себя расслабиться, зная, что если этого не сделать, то нервное напряжение вскоре отнимет у него последние силы. Ведь его час наверняка…
— …пришел! — подсказали ему голоса из подвала, которые, подобно приливу, то приближались, то откатывались куда-то назад, то начинали звучать в новом ритме. Во мраке ночи он наконец различил собственное имя.
Выпрямившись на стуле, Титус Кроу увидел, как книжная полка отъехала в сторону и в образовавшемся отверстии возникла фигура Карстерса — в свободном жреческом одеянии, перехваченном на тощей талии ремнем. Высокий и тощий, более обычного похожий на ходячий труп, чернокнижник поманил его костлявой рукой.
— Иди сюда, Титус Кроу, ибо час пробил. Встань и подойди ко мне, и приобщись к великой и страшной Мистерии Червя!
Титус поднялся, как ему было приказано, и двинулся за стариком по винтовой лестнице в тускло освещенный подвал. В четырех углах помещения пылали раскаленные докрасна жаровни, от которых сизым дымом клубился дурман опиумных воскурений. Вокруг центральной площадки кольцом выстроились облаченные в ниспадающие одежды псаломщики. Они стояли, опустив скрытые под капюшонами головы и устремив взор в середину зала, на сцепленные круги. Всего их было двенадцать, вместе Карстерсом — тринадцать, чертова дюжина.
Карстерс провел Титуса сквозь их кольцо и указал на круг с белым восходящим узлом.
— Встань здесь, Титус Кроу, — приказал он, — и ничего не бойся.