Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

«„От великого до смешного только шаг“: откуда ни возьмись, выскакивает маленький, гаденький бесенок, „внезапный демон иронии“. Петр Верховенский подает перо и диктует Кириллову предсмертное письмо, в котором тот принимает на себя убийство нигилиста Шатова. <…> Мы знаем, чья это „рожа с высунутым языком“, кто этот „всемирный гражданин“: это — рожа серого, теплого, мягкого, бескостного, того, у кого хвост „длинный, гладкий, как у датской собаки“; этот всемирный гражданин — скептический лакей Смердяков и позитивный барин Чичиков, бессмертный „приживальщик“, вечная „обезьяна“ „дрянного барчонка“ Ставрогина, Ивана Карамазова и христианского философа Левина и языческого философа Ницше. Это он „своевольничает“ и кощунствует, смешивает и смеется — человекобожескую трагедию превращает в дьяволов водевиль, лик Силы и славы — в „рожу с высунутым языком“»[176].

И это касается не только книги «Л. Толстой и Достоевский». Обратим также внимание на то, что он стремится повторить, воплотить то, что М. Бахтин впоследствии называл диалогичностью Ф. Достоевского. Однако эта попытка Д. Мережковскому не удалась, поскольку по самому характеру дарования ему всегда была ближе монологичность Л. Толстого.

Еще один тематический слой прочитывается в таких репликах и фрагментах диалогов:

«…Спереди-то я ничего, даже недурен как будто, — „ах, как красиво!“ А вот сбоку-то, сбоку, почти сзади — не узнаю себя, — в затылке, там, где скоро плешь начнется, да и в лице, особенно, в нижней челюсти, в угле носа и лба — что-то звериное, хищное, и смешное, и стыдное, стыдное… Сам себе чертом кажусь, своим собственным чертом.» (340).

«Татьяна. Вот даже слова сказать не хочешь… За что полюбила? За правду, Федя, за то, что ты черту смотришь прямо в глаза.

Федор (усмехаясь). А-а! „Дерзновение“?

Мы для новой красоты
Нарушаем все законы,
Преступаем все черты…

Татьяна. Ну, что же, смейся! Мне все равно, мне все равно…

Федор. Я не смеюсь, а корчусь… не бойся, от своей собственной пошлости… Ну, а еще за что?» (343).

Здесь Федор цитирует стихотворение Д. Мережковского «Дерзновение» и произносит реплики, восходящие, по нашему мнению, к статье «М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества». Приведем три фрагмента из нее: