Властелин Галактики. Книга 2

Пять лет Норман прочесывал тростниковые и папоротниковые леса, опускался в пропасти, карабкался на вершины гор. Случалось не раз, что он предавался буйству, подобному тому, давнему, когда второе семечко трилистника возникло перед ним. Между тем семечко все никак не попадалось ему на глаза. Судьбе как будто вздумалось указать Норману на то, что он – ничтожество, а вот она, судьба, может повернуть, как хочет. И чем дольше длились его поиски семечка, тем больше возрастало в нем желание найти, наконец, семечко.

Однажды Норман набрел на долину, всю заросшую трилистником. Эта долина отнюдь не была каким-то неизвестным, незнакомым людям местом: взору Нормана предстали спины сотен старателей, высматривавших заветное семечко. Над долиной низко летали десятки гравилетов, на которых были установлены специальные поисковые приборы (полученная информация проходила компьютерную обработку, в случае обнаружения семечка компьютер немедленно подавал сигнал). До этого Норман сторонился людских скопищ, теперь же он подумал: а почему бы нет? Может, именно в этой долине где-то пряталось его счастье.

Через час поисков Норман громко захохотал и распрямился в полный рост. В руке у него было что-то темное.

– Вот оно, семечко! – крикнул он. – Я нашел его, все-таки нашел!

Старатели стали распрямлять спины один за дру shy;гим. Не сговариваясь, они двинулись к счастливчику – кто бегом, кто неровным шагом, – и многосотенной толпой окружили его.

Вообще-то, в местах, пользующихся вниманием старателей, власти устанавливали полицейские посты, однако в этой долине полицейских не было. Трудно сказать, были ли тому объективные причины, или единственной причиной такой непредусмотрительности была безответственность чиновников.

Позже полицейские все же заглянули в эту долину, но установить, кто же стрелял в тот день, им так и не удалось.

Выстрелом из лучемета шея Ричарда Нормана была рассечена наискось. Десяток смертоносных игл не смогли бы умертвить его, Преображенного трилистником, но против струи плазмы даже его сверхплоть не смогла устоять.

Тело Нормана и его голова упали на трехпалые растения. Старатели кинулись к трупу как свора гончих кидается к оступившемуся оленю. Смерть, безусловно, не остановилась бы, прибрав единственный колосок, если бы в развитии ситуации не произошел неожиданный поворот.

Один из старателей, самый шустрый, сумевший добраться до кулака Нормана раньше всех, яростно забранился. Тут все увидели, что предмет, извлеченный этим шустряком из руки Ричарда Нормана, был всего-навсего коричневым камнем, который за семечко трилистника можно было принять только сослепу.

Так зависть слепит глаза, лишает разума. Эти свойства зависти общеизвестны, удивительно, отчего Ричард Норман, всякого насмотревшийся в жизни, рискнул устроить столь неуместную шутку, поднять с земли камень и объявить во всеуслышание, что он нашел семечко трилистника. Уж не было ли это своеобразным способом самоубийства?

Старатели не стали рассуждать о причинах странного поведения одного из них. Как только истина вышла наружу, одни, питавшие надежду в этот день, наконец, заполучить семечко, разочарованно и злобно завыли, другие, а таковых оказалось большинство, с облегчением перевели дух. Составлявшие большинство старатели быстро смекнули, что сбыть такое семечко, добытое через кровь, было бы очень непросто, не менее трудно, чем отстоять свое богатство в окружении двуногих хищников.

Однако же, от трупа лучше держаться подальше, спохватились и те, и другие. Спустя короткое время рядом с обезглавленным Норманом остался только один человек, жалкий неудачник Том Горемыка. Ему-то и досталось семечко трилистника бледноцветного. Это семечко возникло на его глазах: над одной из цветоножек воздух сгустился, миг – и в этом месте затрепетали коричневые лепестки, которые немедленно сжались в семечко счастья.

У Тома Горемыки хватило смекалки не поднимать шума. Спустя неделю он благополучно сбыл семечко перекупщику, минуя казну, за шестьдесят миллионов кредов. На этом счастливая полоса для него кончилась, последующие события явились печальным подтверждением правильности его прозвища: разбогатевший в одночасье бродяга заплыл жиром на ресторанной кухне, обрюзг, заблудился между аперитивами и десертными винами, спился окончательно и умер от апоплексического удара после очередного возлияния.