Властелин Хаоса

Бергитте тревожилась об Илэйн. По улице с самодовольным видом расхаживали оборванные, а то и полуголые мужчины с медными серьгами в ушах. Солнечные лучи играли на цветных стеклышках, вставленных в их медные перстни вместо драгоценных камней. Они походили на бродячих псов, способных не только показать зубы, но и укусить. Женщины в поношенных платьях, носившие украшения из стекла и меди, держались примерно так же. И те и другие были вооружены кривыми кинжалами, у некоторых за поясом торчали еще и обычные рабочие ножи.

Однако, по правде сказать, Бергитте преувеличивала – несмотря на ее вызывающее лицо и необычно высокий для женщины из Эбу Дар рост, ни на нее, ни на Илэйн никто особого внимания не обращал. Обитатели Рахада видели их в том облике, какой придала им Илэйн с помощью хитроумных плетений Воздуха и Огня. Бергитте выглядела немолодой темноволосой женщиной с проблесками седины и сеточкой морщинок в уголках черных глаз. Изменение облика давалось тем легче, чем меньше приходилось отступать от подлинной внешности, а потому свисавшие на спину Бергитте, перевязанные в четырех местах рваной зеленой лентой волосы были гораздо длиннее, чем обычно носили женщины Эбу Дар. Впрочем, Илэйн и сама не подрезала свои волосы, – похоже, прически здесь никого особо не интересовали. Маскировка казалась превосходной; если бы еще и не потеть, то и желать больше нечего. Добавив хитроумное кружево Духа, маскирующее способность направлять Силу, Илэйн преспокойненько вышла из дворца, пройдя в двух шагах от Мерилилль. Это плетение ей приходилось сохранять и в Рахаде – они не раз видели за рекой Вандене и Аделис.

Разумеется, их одежда – поношенные шерстяные платья с обтрепанной вышивкой по рукавам и узкому, глубокому вырезу, грубые шерстяные чулки и сорочки – была настоящей. Настолько настоящей, что Илэйн неудержимо тянуло чесаться. Платьями местного фасона их снабдила Тайлин, сопроводившая свой подарок множеством полезных советов. Так, она предложила им носить брачные ножи в белых ножнах – замужних женщин задирали реже, чем незамужних, а к вдовам, не пожелавшим вступить во второй брак, цеплялись еще меньше. Конечно же, помогал и возраст – кто станет приставать к седовласой бабуле?

– Думаю, сюда стоит заглянуть, – промолвила Илэйн.

Положив руку на рукоять ножа, Бергитте шагнула вперед и распахнула неокрашенную дверь. За ней тянулся полутемный коридор с рядами сколоченных из досок дверей. Он вел к узкой, крутой лестнице из выщербленного кирпича. Вздохнуть с облегчением Илэйн не решалась.

Сунуться без спросу в чужой дом было прекрасным способом напороться на нож – даже если у тебя на шее белые ножны. К тому же могли привести и лишние вопросы. Тайлин предупредила об этом, и в первый день девушки посещали лишь гостиницы, единственным внешним отличием которых являлись окрашенные в голубой цвет двери. Разбившись на пары – Илэйн с Бергитте и Найнив с Авиендой, – они представлялись старьевщицами, скупающими всякий хлам, чтобы подновить его, а потом продать. Здешние гостиницы оказались настоящими притонами – дважды пришлось уносить ноги, пока не начались серьезные неприятности, причем во второй раз Илэйн вынуждена была наскоро направить Силу, чтобы отделаться от двух пытавшихся увязаться за ними женщин. Даже при этом Бергитте пребывала в уверенности, что весь оставшийся день за ними кто-то следил. Найнив с Авиендой сталкивались с такими же затруднениями, хотя их, кажется, никто не преследовал. Найнив даже пришлось огреть одну женщину табуретом. В конце концов они отказались и от самых невинных вопросов и, ступая на порог, всякий раз думали, как бы не нарваться на нож.

Бергитте первой поднялась по крутой лестнице, то и дело оглядываясь. Дитя умолкло, но где-то в глубине здания принялась кричать женщина. Когда девушки поднялись на третий этаж, одна из дверей открылась и оттуда выглянул плечистый полуголый малый. Под хмурым взглядом Бергитте он поднял обе руки, выставив ладонями вперед, подался назад и ногой с силой захлопнул за собой дверь. На верхнем этаже – будь это то самое здание, кладовая находилась бы именно там – у порога своей клетушки сидела на табурете худощавая женщина в одной лишь льняной сорочке. И сосредоточенно точила кинжал. Она резко повернулась лицом к вошедшим, рука с кинжалом замерла на точильном камне. Она не отводила глаз до тех пор, пока Илэйн и Бергитте, попятившись, не спустились по лестнице до середины пролета. До них вновь донесся звук затачиваемого о камень металла. Только тогда Илэйн наконец вздохнула с облегчением.