Шагах в десяти от городских ворот Перрин натянул поводья и остановил своего мышастого жеребца. Ходок обрадовался возможности отдохнуть – он не любил жары. В воротах, преграждая дорогу, выстроились всадники, судя по ястребиным носам и раскосым глазам – салдэйцы. Некоторые имели черные бороды, и все, кроме одного, держались за рукояти мечей. С их стороны повеял легкий ветерок – запаха страха не было. Перрин обернулся к Фэйли, но она склонилась над выгнутой шеей Ласточки и сосредоточенно рассматривала уздечку. Пахло от нее травяным мылом – и тревогой. Еще миль за двести до Кэймлина они услышали, что в городе салдэйское войско и командует им вроде бы отец Фэйли. Фэйли почему-то считала, что ее мать тоже в Кэймлине. Правда, она уверяла, будто это ее ничуть не волнует.
– Нам даже лучники не потребуются, – спокойно промолвил Айрам, поглаживая торчащую над плечом рукоять меча. Его темные глаза горели, а запах говорил о решимости. – Их всего-то десяток. Мы и вдвоем запросто прорвемся.
Гаул поднял вуаль; само собой, так же поступили и Байн с Чиад. державшиеся со стороны Фэйли.
– Никаких лучников и никаких прорывов, – распорядился Перрин. – И никаких копий, Гаул.
К Девам он обращаться не стал – они все равно слушались только Фэйли. А она все не могла оторваться от своей уздечки, даже головы не поднимала.
Гаул опустил вуаль и покачал головой. Айрам насупился.
Перрин снова повернулся к салдэйцам. Зная, что его желтые глаза порой пугают людей, он старался говорить как можно мягче:
– Мое имя Перрин Айбара. Думаю, Ранд ал'Тор захочет меня видеть.
Бородатый малый – единственный, кто не держался за меч, – слегка поклонился в седле.
– Лорд Айбара, я подлейтенант Вилнар Барада, присягнувший мечом лорду Баширу. – Последние слова он произнес с нажимом. Но упорно не смотрел на Фэйли. Та, услышав имя отца, тяжело вздохнула и сердито покосилась на игнорировавшего ее Вилнара. – Согласно приказу лорда Башира… и Лорда Дракона, – добавил офицер, будто поразмыслив, – ни один благородный господин не может войти в Кэймлин в сопровождении более чем двадцати воинов или пятидесяти слуг.
Айрам заерзал в седле. Во всем, что касалось чести Перрина, он был еще более щепетилен, чем Фэйли, а это говорило о многом. Правда, благодарение Свету, Лудильщик не обнажит меча без приказа.
Перрин обернулся и сказал через плечо:
– Даниил, отведи людей на луг – помнишь, мы его проходили, он милях в трех отсюда? – и разбей там лагерь. Ежели заявится какой-нибудь фермер и примется жаловаться на потраву, отсыпь ему золота. Скажи, что мы возместим все убытки. Айрам, ты пойдешь с ними.
Даниил Левин, тощий, как жердь, малый с густыми усами, коснулся лба – он вечно так поступал, – Перрин и говорил, что вполне достаточно простого "хорошо" или "будет сделано", – и немедленно принялся разворачивать колонну в обратном направлении. Айрам набычился – он не любил разлучаться с Перрином, – но ничего не сказал. Порой Перрину казалось, что в лице бывшего Лудильщика он заполучил волкодава. Человек не должен вести себя так, но что тут поделать, Перрин не знал.
Перрин опасался, что Фэйли воспротивится отправке двуреченцев в лагерь и потребует соответствующей его так называемому высокому положению свиты, чего доброго и вправду захочет взять с собой полсотни сопровождающих, но она свесилась с седла и принялась тихонько переговариваться с Байн и Чиад. Прислушиваться Перрин не стал, хотя все равно разбирал некоторые слова. Говорили они о мужчинах и, судя по тону, потешались. Женщины, ежели говорят о мужчинах, всегда или смеются, или сердятся. А ведь это из-за Фэйли он взял с собой всех этих людей, да еще и знамя. Точно из-за нее, хотя Перрин так и не понял, как она его уломала. В фургонах ехали слуги, мужчины и женщины в самых настоящих ливреях, с изображением волчьей головы на плече. Ладно беженцы, тем деваться некуда, но даже двуреченцы вовсе не находили это зазорным.
– Так годится? – спросил Перрин Бараду. – В таком случае отведи нас к Ранду. Едва ли ты хочешь, чтобы мы болтались без пригляду по городу.
– Пожалуй… – Барада метнул взгляд на Фэйли, но тут же отвел взгляд. – Пожалуй, так будет лучше всего.
Тем временем Фэйли выпрямилась, а Байн и Чиад трусцой направились к цепи всадников и проскочили ворота, словно в них никого и не было. Салдэйцы, похоже, ничуть не удивились, впрочем, они, должно быть, привыкли к айильцам. По слухам, айильцев в Кэймлине было видимо-невидимо.
– Я должен найти своих братьев по копью, – промолвил Гаул. – Да обретешь ты всегда прохладу и воду, Перрин Айбара.