Властелин Хаоса

Само собой, говорил он с ней только о Фэйли да о том, что надо все это прекратить. Однако Первенствующая лишь посмеивалась и поглаживала его по щеке, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь. Всякий раз, когда рука Берелейн тянулась к нему, Перрин отдергивался, но как назло в последний раз он не успел отдернуться именно в тот миг, когда из-за угла появилась Фэйли. Которая, разумеется, вообразила, будто отдернулся он исключительно из-за ее появления. Без малейшего замешательства Фэйли повернулась на каблуках и, не ускорив и не замедлив шага, двинулась в обратном направлении.

Перрин нагнал ее и зашагал рядом. Говорить он не решался – ведь кругом были люди. С лица Фэйли не сходила приятная улыбка, но колючий, очень колючий запах предвещал недоброе.

– Это не то, о чем ты подумала, – промолвил он, как только за ними закрылась дверь. Фэйли не сказала ни слова, лишь приподняла брови в немом вопросе. – Ну, Берелейн… она погладила меня по щеке… – Попрежнему улыбаясь, Фэйли сдвинула брови, колючий запах стал еще резче, среди колючек проглянул гнев. – Она сама, Фэйли. Подошла и погладила… Я тут ни при чем… – Фэйли смотрела на него молча. Наверное, ждала – но чего? Горло у Перрина перехватило, словно на шее петлю затягивали, а похожее в разговоре с Фэйли происходило частенько. – Фэйли, мне жаль, что так вышло, – пробормотал он, не придумав ничего лучшего.

– Ясно, – ответила она без всякого выражения и выплыла из комнаты.

Итак, он опять дал маху, хотя и не понял, в чем именно. А еще извинялся, хотя извиняться было вовсе не за что.

В тот же день Перрин слышал, как Байн обсуждала с Чиад, не помочь ли им Фэйли поколотить его. Ничего себе! Непонятно, Фэйли такое придумала или нет, – она была в ярости, но неужели настолько? Однако у Перрина закралось подозрение, что Байн с Чиад нарочно говорили так, чтобы он услышал, и это рассердило его. Стало быть, Фэйли обсуждает с этой парочкой семейные дела, касающиеся только их двоих! Возможно, она откровенничает с ними не только насчет своих глупых подозрений. В довершение ко всему, на ночь, несмотря на жару, Фэйли натянула толстенную сорочку, а когда Перрин потянулся поцеловать ее в щеку, пробормотала, что устала за день, и повернулась к нему спиной. Запах ярости был острее бритвы.

Этот запах не давал Перрину заснуть, и чем дольше он лежал, уставясь в темноте в потолок, тем больше сердился сам. Почему она так поступает? Разве она не видит, что он любит ее и только ее? Разве он виноват в том, что какая-то глупая женщина сдуру захотела с ним пофлиртовать? Он даже подумывал о том, чтобы отшлепать Фэйли, – глядишь, блажь и улетучится, – но не решился. Как-то раз он задал ей трепку, однако повторять это не хотел: сама мысль о том, чтобы причинить Фэйли боль, была ему неприятна. Он хотел жить с ней в любви и согласии. Только с ней одной.

В конце концов, когда в окнах забрезжил серый свет утра шестого дня их пребывания в Кайриэне, он решил на время исчезнуть с глаз Берелейн. В Твердыне она флиртовала с доброй дюжиной мужчин, и если сейчас почему-то остановила свой выбор на нем, это еще не значит, что ее увлечение продлится долго. Не видя его, Первенствующая быстро найдет себе новую жертву, и тогда Фэйли успокоится. Всего-то и, дел.

Поднявшись поутру, Перрин позавтракал в обществе Лойала и проводил огир в библиотеку, где уже сидела стройная Айз Седай, – Лойал говорил, что она проводит здесь целые дни. Там Перрин учуял Гаула и предложил айильцу поохотиться. Засуха сделала свое дело, и дичи за городом попадалось не много, но Перрин с его чутьем мог отыскать добычу где угодно. Он так и не натянул ни разу тетивы, но не хотел возвращаться в город до тех пор, пока Гаул не поинтересовался, уж не намерены ли они при лунном свете охотиться на летучих мышей. Порой Перрин забывал, что не каждый способен видеть в темноте. На следующий день он снова задержался на охоте до сумерек. И так каждый день.

План казался Перрину весьма действенным и простым, однако с самого начала все пошло не так. В первый же вечер, когда с луком на плече и приятной усталостью во всем теле он возвращался во дворец, лишь случайный порыв ветерка, донесший запах духов от главного входа, уберег его от встречи с Берелейн. Ему пришлось пробираться через заднюю дверь, предназначенную для прислуги, – еле достучался, чтобы открыли. На следующий вечер Берелейн караулила в коридоре перед его комнатами – в результате полночи он прятался за углом. Каждый вечер она поджидала его, хотя никто бы не поверил в случайность подобной встречи, когда во дворце спят почти все, кроме считанных слуг. Нет, это настоящее безумие! Что она к нему-то прицепилась? И всякий раз, когда он с сапогами в руках прокрадывался наконец в спальню, Фэйли уже спала. В этой проклятой толстой ночной рубашке. На седьмую бессонную ночь Перрин готов был признать, что ошибся, хотя и не понимал в чем. Все казалось так просто – ему и надо-то было услышать от Фэйли хоть словечко. Намек на то, чего она, собственно, добивается. Но слышал он лишь скрежет собственных зубов в темноте.