Властелин колец

— Ну-ка давай сюда! — крикнул он и, втащив через подоконник ошарашенного Сэма, поставил его, с ножницами и лопатой в руках, на пол. — Говоришь, эльфов тебе показать? — спросил он, всматриваясь в Сэма и невольно улыбаясь. — Ты, стало быть, расслышал, что хозяин твой уходит?

— Расслышал, а как же. Тут-то я и поперхнулся, а это уж небось вы расслышали. Да я нечаянно — ведь такое огорчение!

— Ничего не поделаешь, Сэм, — грустно сказал Фродо. Он вдруг понял, что прощание с Хоббитанией будет очень трудное и что прощается он не только с Торбой. — Надо мне идти. А ты, — и он сурово посмотрел на Сэма, — если ты и правда за меня тревожишься, то уж держи язык за зубами, ладно? Проболтаешься хоть о чем-нибудь, что ненароком подслушал, и Гэндальф, чего доброго, превратит тебя в пятнистую жабу, а с ужами, знаешь ли, шутки плохи.

Сэм задрожал и бухнулся на колени.

— Встань, Сэм! — велел Гэндальф. — Я придумал кое-что пострашнее: ни о чем ты не проболтаешься и впредь будешь знать, как подслушивать. Ты пойдешь с Фродо!

— Я? С хозяином? — воскликнул Сэм, подскочив, как собака, которую позвали гулять. — И увижу эльфов и еще много всякого? Урра! — крикнул он и вдруг расплакался.

Глава III ДОРОГА ВТРОЕМ

— Выйти надо втихомолку и как можно скорее, — постоянно напоминал Гэндальф.

С первого разговора прошло уже две или три недели, а Фродо в путь пока не собрался.

— Знаю, знаю, — говорил Фродо. — Только это ведь непросто — скорее, да еще втихомолку. Уйду я, как Бильбо, — и раскатится молва по всей Хоббитании.

— Нет уж, ты, как Бильбо, не уходи! — сказал Гэндальф. — Этого еще нам не хватало! Скорее — да, но не вдруг. Подумай, конечно, как покинуть Хоббитанию без лишнего шума, а все же не мешкай: как бы не замешкаться.

— Может, осенью, после нашего общего дня рождения? — предложил Фродо. — К тому времени я как раз все устрою.

По правде говоря, когда дошло до дела, у него начисто пропала всякая охота к путешествиям. Торба вдруг стала донельзя уютной, и он вовсю радовался последнему своему лету в Хоббитании. «А осенью, — думал он, — у нас поскучнеет, и сердце по-всегдашнему запросится в чужие края». Про себя он уже твердо решил дождаться пятидесятилетия и стодвадцативосьмилетия Бильбо. Будет годовщина — тут-то и в путь, по примеру Бильбо. Без этого примера он бы и шагу не сделал, в жизни бы с духом не собрался. О цели странствия он старался не думать и с Гэндальфом не откровенничал. Может, маг и сам обо всем догадывался, но, по своему обычаю, помалкивал…

— Да-да, все устрою и отправлюсь, — повторил Фродо.

Гэндальф поглядел на него и усмехнулся.

— Ладно, — сказал он, — пусть так, лишь бы не позже. Что-то мне очень тревожно. Только ты смотри, никому ни слова о том, куда путь держишь! И чтобы Сэм твой тоже молчал как убитый, а то он у меня и правда запрыгает жабой.

— Куда я путь держу, — сказал Фродо, — этого я и сам не знаю, так что тут мудрено проболтаться.

— Без глупостей! — насупился Гэндальф. — Я не к тому говорю, чтоб ты пропал неизвестно куда. Но Хоббитанию ты покидаешь — и надо, чтобы об этом никто не знал. Куда-нибудь ты да пойдешь, на север, на юг, на запад или даже на восток — это вот и надо сохранить в тайне.

— Мне так грустно оставлять Торбу и со всеми прощаться, что я даже не подумал, куда отправлюсь, — сказал Фродо. — А куда, в самом деле? Почем я знаю, где можно спрятаться? Бильбо — тот ушел за сокровищем, ушел и вернулся, а мне, значит, нужно вернуть сокровище, а самому сгинуть — так, что ли?

— Так, да не так, — отозвался Гэндальф. — Тут и я тебе не указчик. Может, ты дойдешь до Ородруина, а может, это вовсе не твое дело — как знать? Я знаю другое: пока что ты к такому пути не готов.

— Еще бы! — воскликнул Фродо. — Ну а мой-то путь — куда?

— По краю, — ответил маг. — По самому краешку, твердо и осторожно. Иди-ка ты, пожалуй, в Раздол. Это не слишком опасный путь, хотя на дорогах нынче неспокойно, а осенью будет даже и страшновато.

— В Раздол? — переспросил Фродо. — Хорошо, пойду на восток, к Разделу. Сэм тоже со мной пойдет, повидает эльфов, то-то ему радость!

Он обронил это как бы между прочим, но ему не шутя захотелось побывать в той блаженной долине, где Дивный Народ все еще жил мирно и счастливо.

Как-то летним вечером в «Укромном уголке» и «Зеленом драконе» обсуждали невероятное — что́ там великаны и прочая нечисть на границах! Оказывается, Фродо продает, если уже не продал, Торбу — и кому? Лякошель-Торбинсам!

— Ну, за хорошие деньги, — говорили одни.

— За свою цену, — возражали другие, — будьте покойны, Любелия гроша лишнего не даст. (Оддо уже успел умереть, дожив до ста двух лет и не дождавшись свершения своих чаяний.)

О цене очень спорили, но больше о том, с чего бы это Фродо вздумал продавать такое прекрасное именье. Некоторые намекали — на это намекал и сам господин Торбинс, — что денежки счет любят, а у него они на исходе: еле хватит рассчитаться в Норгорде и переехать к родственникам в Зайгорд.

— Лишь бы подальше от Лякошелей, — добавлял кое-кто.