Властелин Колец

– Я нашел ацелас! Правда, он немного подвял: его сорвали недели две назад. Годится? – Мальчик взглянул на Фарамира и неожиданно заплакал.

Но Арагорн встал и улыбнулся.

– Годится, – сказал он. – Самое плохое уже позади. Успокойся! – Он взял два листка травы, подышал на них, потом размял в пальцах. Комната тотчас же наполнилась таким свежим ароматом, словно воздух проснулся и заискрился радостью. Потом он бросил листья в чашу с кипящей водой, и сердца тех, кто был в зале, возрадовались, когда они вдохнули запах: каждому припомнилось росистое утро в стране его юности. Арагорн выпрямился, словно ощутив прилив новых сил, и, когда он поднес чашу к лицу Фарамира, глаза его улыбались.

– Ну кто бы мог подумать! – сказала Иорет стоявшей подле нее женщине. – Трава-то, пожалуй, лучше, чем я думала. Она напомнила мне розы Имлот Мелуи, когда я была девушкой…

Прошло еще несколько мгновений, и Фарамир шевельнулся, открыл глаза и увидел Арагорна. Взгляд у него просиял, и он сказал едва слышно:

– Вы звали меня, и я пришел. Приказывайте мне!

– Вот мой приказ, – ответил Арагорн. – Вернись из страны теней, пробудись к жизни! Сейчас ты устал. Отдыхай, пей, ешь и жди меня.

– Я буду готов, повелитель, – сказал Фарамир. – Кто же будет лежать праздно, когда вернулся подлинный вождь?

– Пока прощай, – промолвил Арагорн. – Я нужен другим. – И он вышел из комнаты, сопровождаемый Гэндальфом, Имрахилем, Йомером и Пиппином.

Берегонд с сыном остались у ложа Правителя. Уже закрывая дверь, Пиппин услышал восклицание Иорет:

– Король! Вы слышали, я же говорила: руки целителя! – И вскоре все в госпитале узнали, что явился Король, дарующий исцеление. И эта весть распространилась по всему Городу.

Арагорн осмотрел Йовин и сказал:

– Вот кто принял тяжелый удар! Сломанная рука – не беда, она срастется, если жизнь возьмет свое. А вот с правой рукой куда хуже. Через нее прошло такое зло, что хотя она и цела, но жизни в ней нет.

Девушка подняла меч на такого врага, который не по силам многим витязям. Нужно быть тверже стали, чтобы выстоять в таком поединке. Злая судьба скрестила их пути. Могучий род вождей взрастил это прекрасное юное деревце для жизни и счастья, а ей выпала другая доля. Глядя на нее, я вспомнил цветы, выкованные древними эльфийскими мастерами. Они были прекрасны, но это был металл. Какой-то холод остановил движение токов жизни в этом чудесном создании. Ее болезнь началась задолго до этого дня, верно, Йомер?

Йомер поднял на него страдальческий взор.

– Что спрашивать меня? Вы и сами все знаете. До встречи с вами сестра была полна жизни. У нее были и страхи и тревоги, она делила их со мной, пока Червослов был советником короля, но не здесь причина ее печали.

– Друг мой, – участливо вступил Гэндальф, – у вас есть кони, боевые подвиги, вольные поля, а ее дух, отвагой равный вашему, заключен в теле женщины. Она любила правителя, как отца, и ухаживала за ним, страдая от того, что морок и дряхлость на глазах одолевали его. Она была чем-то вроде посоха, на который он опирался. А у Червослова яду хватало не только для ушей Теодена. «Старый дурак! Весь дом Йорла – просто большая конюшня, крытая соломой, где разбойники пьянствуют среди вони и объедков, а их отродья валяются на полу вместе с собаками!» Вы не слыхали раньше таких слов? Так говорил Саруман, наставник Червослова. Хотя, не сомневаюсь, дома Червослов находил слова помягче. Дорогой мой! Ваша сестра старалась не внимать хуле, но кто знает, о чем говорила она, оставаясь по ночам наедине с собой, когда вся ее жизнь сжималась в маленький комочек, а стены дома смыкались вокруг, словно ловушка?

Все молчали, молчал и Йомер, глядя на сестру, словно заново обдумывая прошлое.

Тишину нарушил Арагорн.

– Нет на свете печальнее безответной любви прекрасной и отважной девы. С тех пор как я простился с ней в Дунхарге и вступил на Тропы Мертвых, у меня не было большего страха, чем за судьбу Йовин. Но вот что скажу я, Йомер. Вас она любит и знает, а во мне любит только свою мечту о славе и подвигах, мечту о новых незнакомых странах. – Арагорн говорил, а глаза его темнели; видно было, что он собирает силы для борьбы со смертью. – Я могу исцелить ее тело и вернуть из страны теней. Но если, проснувшись, она не сможет преодолеть своего отчаяния, то умрет, разве что найдется другое лекарство, от меня не зависящее… Подвиги ее равны делам славнейших вождей, нельзя отдавать ее смерти.

Арагорн наклонился и долго вглядывался в белое, как лилия, но застывшее, как могильный камень, лицо. Он поцеловал ее в лоб и негромко позвал:

– Йовин, дочь Йомунда, проснись! Твоего врага нет больше.

Она не пошевелилась, но стала дышать спокойнее и глубже. Арагорн размял в пальцах еще два листка ацеласа и бросил их в кипящую воду. Этой водой он омыл ей лоб и правую руку, холодную и безжизненную, недвижно лежавшую на одеяле.