– Ноб! Дурень шерстоногий! – загремел он. – Ты что, по именам старых друзей не мог назвать? Не пугай ты меня так больше, сам знаешь, какие времена. И откуда же вы? Я уж не чаял вас увидеть больше. Ведь это же надо: уйти в Пустоземье, да с Колобродом с этим, а вокруг – еще Черные! Истинная правда – радуюсь, а уж Гэндальфу – больше всех! Входите, входите! Комнаты те же что и раньше прикажете? Свободны, свободны. Эх, чего скрывать, теперь почти все комнаты свободны, да вы и сами скоро увидите. Побегу присмотрю за ужином, все ведь сам теперь, рук не хватает. Эй, Ноб, кляча мохноногая! Кликни Боба! Ах да, нет же Боба-то, домой нынче на ночь отправился. Ладно, Ноб, отведи пони на конюшню. А своего коня Гэндальф, конечно, сам отведет. Прекрасное животное, я это сразу сказал, едва увидел. Ну входите! Будьте как дома!
Какие бы времена ни были, болтливость Маслютика оставалась при нем. Можно было подумать, что он и впрямь закрутился ужасно, но в доме было тихо, из общей залы доносился негромкий разговор: голоса два-три, не больше. Когда хозяин зажег свечи, гости увидели, что морщин от забот на его лице заметно прибавилось.
Они спустились коридором в ту самую комнату, в которой провели ночь больше года назад. Старина Маслютик доблестно пытался скрыть какие-то неприятности. Что-то в «Резвом Пони» было не так. Это настораживало.
Как они и предполагали, Маслютик зашел после ужина узнать, не надо ли чего. Но ни в пиве, ни в ужине перемен к худшему никто не заметил.
– Теперь уж я не отважусь приглашать вас в общую залу, – сказал Маслютик. – Вы устали, а там, почитай, все равно никого нету. Но если бы вы уделили мне полчасика перед сном, я был бы рад поговорить с вами без посторонних.
– Можешь начинать хоть сейчас, – предложил Гэндальф. – Мы не устали. Промокли, замерзли, проголодались – это да, но ты уже нас исцелил. Присаживайся. А если у тебя еще и табак есть, совсем нас ублажишь.
– Может, чего другого пожелаете? – смущенно предложил Маслютик. – С табаком как раз туго сейчас, обходимся тем, что сами выращиваем, да какой в Брыле табак! Ширского-то теперь нет. Эх, ладно, ради такой встречи поищу.
Он умчался и вскоре вернулся с кисетом, в котором хоббиты обнаружили крупные, плохо порезанные листья.
– Ничего лучше нет, – вздохнул хозяин. – С листом из Южной Чети, конечно, не сравнить. Само собой, во всем остальном Брыль первый, вы уж извините, но по части табака нам с Широм не тягаться.
Маслютика усадили в огромное кресло у камина, Гэндальф сел напротив, а хоббиты расположились кто где. Они проговорили много раз по полчаса. Многое из того, о чем рассказали путешественники, повергло Маслютика в полное остолбенение, никак не укладываясь в его бедной голове. Он только вскрикивал, охал, ахал да всплескивал руками.
– Да не говорите, господин Сумникс! Или Норохолм? Я совсем запутался. Да не говорите, Мастер Гэндальф! Ну уж никогда! Кто бы мог подумать! И это в наши-то времена!
Но он и сам порассказал немало. По его словам получалось, что и все-то идет кое-как, а уж дела – из рук вон плохо.
– Из чужих мало кто теперь мимо Брыля ходит, – жаловался он. – А что до своих, так все больше по домам сидят запершись. Началось все с этих приблудных, которые в прошлом году по Зеленопутью пришли, если помните; а потом их столько понабежало! Некоторые – просто бедолаги, а большинство – дрянные людишки. Они тебе и украсть, и обмануть – запросто! Тут у нас даже потасовка была, и некоторых убили, до смерти убили! Можете в такое поверить?
– Можем, – сказал Гэндальф. – Сколько убили-то?
– Троих и двоих, – сказал Маслютик, имея в виду большой народ и малый. – Бедного Мэта Верескуна, и Роли Дичка, и маленького Тома Шиповника из-за Холма, и еще Вилли Скруча, да одного Норохолма из Дворищ. Все славные ребята. А Гарри Каприфоль, привратник, значит, с Биллом Хвощом к пришлым переметнулись, да вместе с ними и ушли. Я так думаю, они их и впустили, это когда стычка была, стало быть. Мы-то их выставили. А драка потом случилась, после первого снегопада. Ну они и подались разбойничать. Прячутся в Чагром Бору и дальше к северу, в глуши. Как будто старые дурные времена вернулись. На дорогах неспокойно, никто далеко не ездит, и запирают рано. Караульных приходится держать по всей ограде, а по ночам к воротам еще и дозоры ставить.
– Чудно! – покрутил головой Пиппин. – Ехали мы не торопясь, дозоров не выставляли, однако никто нас не тронул. Мы-то думали, все тревоги уже позади.
– Да нет, так-то не получается, – посетовал Маслютик. – А что вас не тронули – это понятно. С теми, у которых мечи, да шлемы, да щиты всякие, они не связываются. Я сам-то опешил, когда вас увидел.
Тут только хоббиты начали понимать, что само их возвращение никого особенно не удивляет. Другое дело – оружие и одежда. Они успели привыкнуть ко всему этому и думать не думали о том, как выглядят в Шире кольчуги, поблескивающие из-под плащей, шлемы и щиты с яркими гербами Гондора и Рохана. Пожалуй, и Гэндальф на своем дивном коне, весь в белом, с длинным Гламдрингом на боку, мог поразить воображение брыльчан.