Властелин Колец

Дневной переход обещал быть жарким и утомительным. Правда, через версту-другую дорога перестала скакать вверх-вниз: изнуряющим зигзагом взобравшись по крутому обрыву, она приготовилась к последнему спуску. Внизу простиралась равнина с темными пятнами рощиц, вдали сливавшимися в бурую дымку, — там лежал Лесной Приют, а дальше угадывался Брендивин. Нить дороги вилась и петляла, убегая вдаль.

— Дороге прямо конца нет, — вздохнул Пиппин, — а вот мне, если я не отдохну, точно конец придет. По-моему, пора перекусить еще разок.

С этими словами он опустился на высокую обочину, приложил ко лбу ладони и всмотрелся из-под руки в дымку на горизонте — туда, где текла Большая Река, где кончалось Заселье, в котором он провел всю свою жизнь. Сэм стоял рядом, широко раскрыв круглые глаза: впереди лежали неизведанные земли, а за ними — новый, незнакомый горизонт.

— А эльфы в тех лесах водятся? — спросил он.

— Не слыхал что-то, — отозвался Пиппин.

Фродо не ответил. Он смотрел на убегающую вдаль дорогу, словно видел ее впервые. И вдруг продекламировал нараспев, громко, ни к кому не обращаясь:

Бежит дорога вдаль и вдаль,
Но что я встречу по пути?
Труды, усталость и печаль.
Однако должен я идти
Все дальше, не жалея ног, —
Пока не выйду на большак,
Где сотни сходятся дорог, —
А там посмотрим, что и как!^{97}

— Это же вроде бы старого Бильбо вирши, — припомнил Пиппин. — Или ты это сам написал на тот же манер? Звучит не слишком жизнерадостно.

— Не знаю, — пожал плечами Фродо. — Мне почему-то показалось, что я их вот прямо сейчас, на месте сочинил. Но вполне может статься, что когда-то давно я их от кого-нибудь слышал. Мне просто Бильбо вспомнился — каким он был в последние годы, перед Уходом. Он говаривал, что Дорога на самом деле одна, точь-в-точь большая река: у каждой двери начинается тропинка, ни дать ни взять ручей, что бежит от криницы, а тропинки все до одной впадают в Большую Дорогу. «Выходить за порог — дело рискованное, — повторял он. — Шагнешь — и ты уже на дороге. Не удержишь ног — пеняй на себя: никто не знает, куда тебя занесет. Понимаешь ли ты, что прямо здесь, за дверью, начинается дорога, которая ведет на ту сторону Чернолесья? Дашь ей волю — и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься у Одинокой Горы или где-нибудь еще, так что и сам будешь не рад!» А ведь это он про ту самую тропинку говорил, что начинается у дверей Котомки. Придет, бывало, с прогулки и затеет разговор…

— Меня лично дорога пока что никуда не уведет. Дудки! По крайней мере с часок ей придется обождать, — зевнул Пиппин и скинул с плеч мешок. Остальные последовали его примеру и уселись на высокой обочине, побросав поклажу и свесив ноги. Отдохнув как следует, друзья плотно, не торопясь, подкрепились и покемарили еще немножко.

Когда они спустились с холма, солнце уже клонилось к западу и равнину заливал теплый послеполуденный свет. До сих пор на пути не встретилось ни единой живой души. Дорога слыла полузаброшенной — на повозке тут было не проехать, да и мало кто наведывался в Лесной Угол. С час или около того хоббиты без приключений шагали по тракту. Вдруг Сэм остановился и прислушался. Холмы остались позади, и дорога, вдоволь попетляв, бежала теперь прямо вперед среди лужаек, на которых то здесь, то там высились великаны-деревья — вестовые близкого леса.

— Нас нагоняет лошадь. Или пони, — сказал Сэм.

Все обернулись, но поворот дороги не позволял далеко видеть.

— Может, Гэндальф? — неуверенно предположил Фродо, но, не успев договорить, понял почему-то, что никакой это не Гэндальф. Его вдруг нестерпимо потянуло спрятаться от неизвестного всадника. — Может, это и не важно, — сказал он извиняющимся голосом, — но я бы предпочел, чтобы меня здесь не видели. Чтобы вообще никто не видел. Хватит с меня любопытных! У них, можно подумать, только и дел, что тыкать в меня пальцем да судачить. А если это Гэндальф, выскочим и напугаем его, — добавил он, словно эта мысль посетила его внезапно. — Чтоб неповадно было опаздывать! Ну что? Прячемся?

Сэм и Пиппин бросились налево, скатились в небольшую ложбинку неподалеку от обочины и залегли там. Фродо все еще колебался: желанию немедленно спрятаться что-то мешало — не то любопытство, не то еще что. Цокот копыт все приближался. В последнюю секунду Фродо все-таки спохватился и юркнул в густую траву за деревом, распростершим над тропой ветви. Оказавшись в укрытии, он приподнялся и выглянул, таясь за одним из самых толстых корней.

Из-за поворота показалась черная лошадь — не хоббичий пони, нет, настоящая большая лошадь. В седле сидел человек; он был высок ростом, но ехал пригнувшись. Всадника окутывал черный плащ, так что видны были только сапоги в высоко поднятых стременах; лица, затененного низким капюшоном, разглядеть было невозможно.