Властелин колец. Две крепости

К ивовым кущам Тазаринана я приходил по весне.
О краски, о ароматы весны в Нан — Тазарионе! —
Здесь хорошо! — говорил я.
У вязов Оссирианда скитался я летом.
О свет, о мелодии лета у Семиречья Оссира!
Здесь лучше — думалось мне.
По осени буки Нэлдорета принимали меня.
О алое золото, о шёпоты осени в Таур — на — Нэлдор! —
Здесь лучше всего, — я думал.
К соснам в нагорьях Дортониона я приходил зимой.
О, белые ветры меж черных ветвей в Ород — на — Тоне!
И мой голос летел в небеса.
Ныне эти земли укрыты волнами,
А со мной остались — Амбарона, Тауреморна, Альдаломэ,
Да моя земля, Лес мой Фангорн,
Чьи корни ушли в глубины земли,
А лет миновало гуще, чем опало листвы
В Тауреморналомэ.

Потом их спутник замолчал и шествовал дальше в полной тишине. Во всем лесу не было ни звука.

День шел на убыль и сумерки окутывали стволы деревьев. Наконец хоббиты увидели вздымающиеся перед ними неясные темные тени; они пришли к подножию гор. Навстречу, со склонов холма, каскадами сбегал поток — юная Энтова Купель. На правом берегу виднелся длинный склон, одетый травой, в сумерках казавшейся серой. Деревья там не росли, склон был открыт небу; звезды сияли в небесных озерах, окруженных берегами облаков.

Тем же размеренным шагом Фангорн направился вверх по склону. Внезапно хоббиты увидели впереди широкий вход. Два больших дерева стояли по сторонам, как живые столбы ворот, и переплетенные ветви поднялись при их приближении. То были вечнозеленые деревья, их гладкие и темные листья таинственно мерцали в полумраке. За ними открывалось широкое ровное пространство, как будто в склоне холма вырезали большой грот. По обе стороны на высоту более пятидесяти футов вздымались стены; вдоль каждой стены стояли деревья, и чем глубже, тем выше. Дальний конец грота замыкала отвесная скала, но у подножия была неглубокая ниша со сводчатым потолком — единственная крыша этого удивительного жилища, если не считать ветвей, заплетавших грот снизу доверху, оставляя лишь широкий проход в середине. Маленький поток падал сверху и, звеня разбивался на серебряные брызги, образуя возле ниши подобие чудесного занавеса. Вода собиралась в каменный бассейн между деревьями и бежала оттуда вдоль тропы, чтобы присоединиться к Энтовой Купели в ее странствиях по лесу.

— Хм! Вот мы и тут! — сказал Фангорн, нарушая долгое молчание. — Мы прошли примерно семьдесят тысяч энтовых шагов, а сколько это по — вашему — не знаю. Как бы то ни было, мы теперь у подножия Последней Горы. Мне здесь нравится. Заночуем здесь.

Он опустил их на траву между деревьями, и они пошли за ним к большой арке. Хоббиты заметили теперь, что колени энта не сгибались при ходьбе, но ноги ступали широко, причем прежде всего в землю впивались пальцы ног, очень большие и широкие.

Минуту Фангорн потоптался под водопадом, сделал глубокий вдох, засмеялся и прошел внутрь. Там стоял большой каменный стол, но не видно было ни одного сиденья. В глубине ниши было уже темно. Энт поднял два больших сосуда и поставил их на стол. Казалось, что в них простая вода, однако он подержал над ними руки, и кувшины начали разгораться: первый — золотым, второй — ярко — зеленым светом. Будто летнее солнце пробилось сквозь покров молодой листвы, освещая нишу. Обернувшись, хоббиты увидели, что деревья тоже засветились, сперва робко, а затем все ярче, пока каждый лист не оказался в кайме света, зеленого, золотого или красного, как медь; древесные стволы походили на колонны, выточенные из самоцветного камня.

— Ну вот, теперь можно и поговорить, — сказал Фангорн. — Полагаю, вы хотите пить, да и устали, наверное. Глотните — ка вот этого.

Он направился к задней стене ниши, где хоббиты увидели несколько высоких каменных кувшинов с тяжелыми крышками. Он сдвинул одну из них, зачерпнул из кувшина большим ковшом и наполнил три кубка — один очень большой и два поменьше.

— Это дом энтов, — объяснил он. — Здесь не на чем сидеть, но вы можете сесть на стол.

Он поднял хоббитов и посадил на огромную каменную плиту, на шесть футов возвышавшуюся над землей. Там они и сидели, болтая ногами и потягивая из кубков.