Властелин мургов

— Память о Во-Вокуне не умрет во мне, пока я живу, отец. Я ношу ее в своем сердце и буду носить всегда. Я вечно помню тот некогда славный, светлый город, город смелых и благородных людей, город, которому этот приземленный мир, где мы живем, позволил исчезнуть.

— Ты так искренне переживаешь это, Полгара? — с волнением в голосе спросил он.

— Да, отец, переживаю, и так, что словами этого не выразить, так что… — Она не договорила, неуверенно пожала плечами, а затем величественной походкой вышла из зала.

После банкета Гарион с Сенедрой сделали в танце несколько кругов по залу, но больше из приличия, чем из желания.

— Когда это Полгара прониклась таким чувством к вокунским арендийцам? — спросила Сенедра во время танца.

— Она ведь в молодости какое-то время жила в Во-Вокуне, — ответил Гарион.

— Видимо, она полюбила город, людей.

— Я думала, у меня сердце разорвется от ее пения.

— И я, — тихо сказал Гарион. — Она много настрадалась в жизни, но, я полагаю, разрушение Во-Вокуна было для нее величайшим потрясением. Она не простила деду, что он не пришел на помощь городу, когда астурийцы разрушали его.

Сенедра вздохнула.

— В мире так много горя и несправедливости.

— Но есть и надежда, по-моему, — тихо заметил Гарион.

— Очень мало. — Она снова вздохнула. Потом злорадная улыбка промелькнула у нее на лице. — А эта песня выбила из колеи всех здешних дам, и еще как.

— Не показывай своего торжества на публике, дорогая, — попытался Гарион ласково укротить Сенедру. — Это не принято.

— Дядя Вэрен разве не сказал, что я здесь — почетная гостья?

— Сказал, ну и что?

— Тогда, считай, это мой вечер, — решительно произнесла она, гордо вскинув голову. — Хочу — торжествую, хочу — злорадствую.

Когда Гарион с Сенедрой вернулись в апартаменты, выделенные императором ривскому королю и его спутникам, они застали дожидавшегося их Шелка. Стоя у огня, он грел руки. Глаза его хитро бегали, взгляд выражал некоторое беспокойство. Маленький драсниец с головы до ног был словно вывалян в зловонной грязи и мусоре.

— Где Вэрен? — спросил он, как только Гарион и Сенедра вошли в освещенную свечами гостиную.

— Что ты делал, принц Хелдар? — поинтересовалась Сенедра, морща нос от нестерпимого запаха, издаваемого одеждой Шелка.

— Прятался, — ответил тот. — В куче мусора. Я думаю, нам очень скоро захочется покинуть Тол-Хонет.

Белгарат прищурил глаза.

— Чем же ты занимался, Шелк? — требовательно спросил он. — И где ты пропадал пару дней?

— И тут, и там, — уклончиво ответил Шелк. — А сейчас мне хотелось бы отмыться.

— Я думаю, ты не знаешь, что происходит с семьями Хонетов? — спросил Гарион.

— А что такое? — заинтересовался Белгарат.

— Во второй половине дня я был у Вэрена, когда пришел лорд Морин с докладом. Хонеты умирают один за другим. Человек восемь — десять за пару дней, по последним данным.

— Двенадцать, если быть точным, — поправил его Шелк.

Белгарат обернулся к маленькому человечку с крысиным лицом.

— Неплохо было бы пояснить, — сказал он.

— Люди умирают, — пожав плечами, промолвил Шелк. — Обычное дело.

— Им помогают в этом?

— Возможно, чуть-чуть.

— И ты один из тех, кто оказывает такую помощь?

— Разве я стану этим заниматься?

Лицо Белгарата потемнело.

— Мне нужна вся правда, принц Хелдар.

Шелк артистично развел руки в стороны.

— Что такое правда, мой старый друг? Может ли человек сказать, что есть правда?

— Не будем заниматься философией, Шелк. Это ты устроил резню среди Хонетов?

— Что значит «резню»? Это слово отдает дикой жестокостью. А я горжусь своей утонченностью.

— Так ты убивал людей?

— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — На лице Шелка появилась обида.

— Неужели двенадцать человек? — недоверчиво спросил Дарник.

— Есть еще один, который вряд ли выживет, — сообщил драсниец. — Меня прервали, но я успел достаточно над ним поработать.

— Так я все еще жду ответа, Шелк, — мрачно произнес Белгарат.

Маленький человечек поморщился от запахов, исходивших от его одежды.

— Мы с Бертой были добрыми друзьями, — произнес он, пожав плечами, и этим ограничился, будто сказано все, что требовалось.

— А разве она как-то раз не пыталась убить тебя? — недоверчиво спросил Дарник.

— А-а, это пустяки. Это по делу, ничего личного тут не было.

— Неужели в попытке убийства не было ничего личного?

— Конечно нет. Я влез в дело, которым она занималась. Ну а у нее было соглашение с туллским послом, вот и…

— Ладно, не уходи от дела, Шелк, — прервал его Белгарат.

Глаза его собеседника сделались серьезными.

— Берта — это была та еще женщина, — стал рассказывать Шелк. — Красивая, одаренная. И исключительно честная. Я просто обожал ее. Можно даже сказать, почти любил, по-особому любил. И тот факт, что нашлись люди, зарезавшие ее на улице, глубоко задел меня. И я сделал то, что счел нужным.

— Несмотря на всю важность нашего дела? — спросил Белгарат с лицом мрачнее тучи. — Ты забросил все и занялся частными расправами.