Властелин мургов

— Ты забываешься, жрец-инквизитор, — сказал иерарх. — Наш гость — сам великий король Хтол-Мургоса. Если ты оскорбишь его, учти: я могу в качестве извинения приказать поднести ему на блюде твою глупую голову.

Сорхак судорожно сглотнул.

— Умоляю, простите меня, ваше величество, — просипел он. — Я сболтнул не подумав.

— Забыто, старик. — Величественным мановением руки Ургит дал жрецу понять, что тот прощен. — Порой мы все в запальчивости позволяем словам опередить мысль. — Он снова повернулся к иерарху. — Я сожалею о происшедшем не меньше, чем все вы, Агахак. Но дело в том, что этого найсанца прислал сюда Джахарб — а ведь нам с тобой обоим ясно, сколь важна его миссия как для Церкви, так и для государства. Не считаешь ли ты, что в интересах чисто политических можно закрыть глаза на этот инцидент?

— Уж не закроете ли вы в самом деле глаза на то, что случилось? — раздался визг Хабат. Она уже стояла лицом к лицу с иерархом. — Кто же тогда понесет наказание за осквернение святилища?

Ургит откровенно опечалился, и глаза его вновь обратились к иерарху за поддержкой. Теперь Гарион уже не сомневался: этот король вовсе не так уж могущественен. Любое, даже слабое сопротивление его робким предложениям заставляло его инстинктивно отступать или искать поддержки у того, кого он почитал сильнейшим.

Агахак медленно поднял глаза на жрицу с изуродованным лицом.

— Знаешь, этот твой визг начинает всерьез раздражать меня, Хабат, — откровенно заявил он. — Если не можешь держать себя в руках, тогда пошла вон!

Жрица оторопело уставилась на иерарха, не веря своим ушам.

— Дело куда серьезнее, чем ты полагаешь, — продолжал он, глядя на Хабат. — Как и было предсказано века тому назад, настало время последней битвы Дитя Света и Дитя Тьмы. И если я не буду присутствовать при этом единоборстве, то всем вам придется склониться перед Урвоном или перед Зандрамас. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из этих двоих счел ваши древние ритуалы целесообразными и сохранил бы вам жизнь. Что же до обвинения в колдовстве, то разобраться в этом легче легкого.

Он поднялся с трона, подошел к Эрионду и взял в ладони лицо юноши.

Полгара прерывисто вздохнула, а Гарион напрягся и принялся концентрировать волю.

Эрионд же безмятежно глядел в лицо иерарха и на губах его блуждала ласковая улыбка.

— Тьфу! — с отвращением произнес Агахак, отдергивая руки. — Этот безбородый юнец невинен как младенец! Нет даже намека на то, что малыш вкусил силы! — Агахак вновь обернулся и поглядел на Сорхака. — Я нахожу твои обвинения беспочвенными и отклоняю их.

Лицо Сорхака побелело, а глаза выпучились.

— Будь осторожен, Сорхак! — угрожающе сказал иерарх. — Если ты станешь чересчур яро противиться моему решению, я ведь могу счесть, что в происшедшем всецело твоя вина, правда? А Хабат вне себя от разочарования — ведь ей сегодня некого будет терзать. — Он бросил хитрый взгляд на жрицу. — Хочешь, я отдам тебе Сорхака, моя дорогая? — спросил он. — Всегда с удовольствием делал тебе маленькие подарочки. Я даже сам полюбуюсь, как ты будешь медленно вытягивать калеными щипцами кишки из его распоротого живота!

Лицо Хабат с огненными отметинами на щеках пылало от ярости. Гарион понимал: жрица была совершенно убеждена в том, что иерарх и на этот раз, как прежде, уступит ее настойчивым требованиям, поэтому и употребила всю свою власть, чтобы добиться осуждения Сади, которого с первого же взгляда невзлюбила. Столь неожиданное открыто враждебное отношение иерарха, как и то, сколь презрительно отверг Агахак их с Сорхаком обвинения, нанесло страшный удар ее гордыне, но, что еще важнее, поставило под сомнение практически неограниченную власть, которой пользовалась жрица в храме. И если она не сможет на этом деле что-то выиграть, многочисленные враги свергнут ее с пьедестала.

Гарион трепетно надеялся, что Сади понимает, насколько опаснее стала Хабат теперь, когда она уже не столь уверена в своем могуществе.

Узкие глаза жрицы настороженно и оценивающе глядели на иерарха. Постепенно Хабат оправилась от потрясения и обратилась к королю. Ургиту:

— Но совершено еще и гражданское преступление, ваше величество, — заявила она. — Правда, я полагала, что дело об осквернении святилища куда серьезнее, но поскольку наш мудрый иерарх счел обвинения необоснованными, мой долг объявить вам о преступлении, совершенном этими чужеземцами против государства.

Ургит и Агахак обменялись быстрыми взглядами. Потом Ургит с обреченным видом сгорбился в кресле.

— Король всегда готов выслушать слово служителей церкви, — сдержанно ответил он.

Хабат бросила на Сади самоуверенный и открыто враждебный взгляд.

— Со дня основания государства мерзкие яды и зелья жителей Страны змей запрещено ввозить в Хтол-Мургос королевским декретом. — Она подчеркнула последние слова. — После того как Усса со слугами был препровожден в темницу, я приказала обыскать их вещи. Внесите сумку! — распорядилась она.

Боковая дверь открылась, и вошел жрец низшего ранга, неся красный кожаный короб Сади. Сорхак с фанатичным блеском в глазах вырвал у него короб — лицо его сияло торжеством.