Властелин неба

На высокой скорости ему очень трудно было выбирать цели, но вдруг после одного из разворотов он увидел красную линию лазерного прицела, указывавшую на джипы, запиравшие выезд с арены. Таким прицелом мог пользоваться только передовой авианаводчик «Громобоя».

— Людка! Жива ПАНночка Ковалева! Жива! — воспрянул Иванисов и, воспользовавшись подсказкой, двумя ракетами «воздух-земля» разметал автомобили.

То ли подрыв внедорожников стал последней каплей, то ли боевики получили приказ, но, очередной раз проходя на бреющем полете на чашей амфитеатра, майор увидел, что квадроцикл резво покатил вверх, подпрыгивая на ступенях, а боевиков и след простыл.

Иванисов понял, что Людмила с Петрухой решили не подвергать риску «Громобой», который во время посадки мог быть обстрелян затаившимся где-нибудь в развалинах боевиком со «Стингером», и, поднявшись из углубления древнего цирка, устремились на открытое пространство.

Иванисов барражировал над черепашкой-квадроциклом, ползущим по расчищенной улице с колоннадами по обеим сторонам, прикрывая ребят с воздуха. Сопровождал и за пределами города. И приземлился лишь километрах в десяти от развалин Пальмиры, в желтых песках пустыни.

Через пару минут квадроцикл, которым управляла Людмила, затормозил, крутанувшись у самого борта «Громобоя» и подняв песчаную пыль.

— Забирайтесь быстрее! — скомандовал Иванисов, выбросив грузовой трап.

Квадроцикл, газанув, взлетел по трапу в небольшой «грузопассажирский» отсек, заняв все свободное пространство. Романчук, убрав трап и закрыв люк, перебрался оттуда в пилотскую кабину и плюхнулся в свое кресло, а Людмила, не показавшись на глаза командиру, села на одно из двух пассажирских мест, имевшихся в «Громобое».

— Что там у вас произошло? — с некоторой долей иронии спросил Иванисов. — Такой бедлам устроить — это надо уметь.

После того как его подчиненные оказались в безопасности, майор вновь обрел способность подшучивать над ними.

Однако Петруха, похоже, не был настроен на шутливый тон.

— Потом поговорим, — ответил он довольно резко и отвернулся в сторону.

— Потом так потом, — пожал плечами Иванисов, но все ж добавил: — Как дети малые. На час нельзя одних оставить.

Причина необычного поведения старшего лейтенанта Романчука выяснилась после того, как вертолет сел у длинного сарая на краю заброшенного поля — уже привычной базы для «Громобоя».

Когда вертолет, наконец, сложив лопасти вдоль фюзеляжа и подняв плоскости-крылья, въехал в сарай, Петруха сказал командиру все, что думал и о чем молчал на протяжении всего полета:

— За такую стрельбу, Жора, я бы руки отрубал. Все равно они у тебя из задницы растут. Не умеешь — не берись.

— Не понял, — вопреки ожиданиям Петрухи Иванисов отреагировал холодно и сдержанно. — В чем, собственно, дело, товарищ старший лейтенант? Что за обращение к старшему по званию?

— Что ты мне своим званием в глаза тычешь? Не на плацу гарнизонном! — распалялся от собственной дерзости Петруха. — Ладно меня — ты Люську мог запросто прикончить, Вильгельм Телль хренов!

— Ты живой? — по-прежнему холодно поинтересовался Иванисов.

— Я-то живой, — угрожающе сказал Петруха. — Я-то живой, а вот Люська…

— Что Люська?

Иванисов видел, что именно Людмила управляла квадроциклом и заехала без чьей-либо помощи по грузовому трапу в «Громобой». Значит, о тяжелом ранении речи быть не может. Но даже если бы наводчица получила легкое ранение, Петруха не преминул бы об этом сказать, ведь на вертолете имелась вполне приличная аптечка, где были и мощные антибиотики, и сильные обезболивающие. Ни то ни другое не понадобилось.

— У нее все лицо в крови! — выкрикнул в конце концов Петруха.

— Как же она квадроцикл вела? Как ты ей позволил?

— А вот так и вела! Ей не позволишь!

— Ты хочешь сказать, что она ранена пулей, выпущенной из пулемета «Громобоя»?

— Не пулей, так осколком каменным, — чуть сбавил тон Петруха. — Твоя очередь в полуметре от ее головы прошла.

— Ты, если мне не изменяет память, уже получал один раз в глаз от меня?

— Смотри, сам не получи, — в Петрухе заговорил бывший боксер, и он невольно принял боевую стойку.

— Я боксам не обучался, меня в моем дворе драться научили, — предупредил с надменной усмешкой Иванисов. — До сих пор неплохо получалось. Ты должен знать.

— Господа офицеры, вы что? Совсем охренели без женского общества? — встала между Иванисовым и Романчуком Людмила.

Она приводила себя в порядок за импровизированной перегородкой из мешков с удобрениями и, услышав разговор на повышенных тонах, сочла своим долгом вмешаться.

Иванисов с интересом посмотрел на ее лицо. Девушка успела умыться и наклеила на лоб белую полоску пластыря.

— Что там у тебя? — спросил майор, указывая на пластырь.

— А! До свадьбы заживет. Царапина. Петька меня сверху придавил, о камешек и поцарапалась, — шаловливо улыбнулась девушка, акцентируя слово «придавил».

— Теперь мне все ясно, — констатировал майор.

— Тебя же осколком! — покраснел до корней волос Петруха.

— Ай, Петенька, какая разница? Все это совершеннейшая ерунда по сравнению с мировой революцией, как любит говаривать мой папа.