Я пошел домой, и состояние у меня было — сами можете себе представить, какое. Я был и возбужден, и потрясен, и напуган, и обрадован, и думал, что я всю ночь не смогу уснуть.
Но я заснул. И заснул очень быстро. Заснул, поставив на полочку возле самой кровати стальной глобус-копилку.
Глава шестая
ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
На следующий день в школе Яков Никодимович после своего урока сказал мне:
— Найденов, задержись на секунду.
Я остался, и Яков Никодимович, подождав, пока все выйдут, спросил:
— Ты был свидетелем пожара, да?
Я кивнул.
— Расскажи мне все, что видел. Я запишу. Это очень важно. Но это можно сделать и чуть попозже. А сейчас я хотел спросить у тебя, не хочешь ли вечерком прогуляться к одному человеку.
— Вы нашли того, кто может что-то знать… ну, о тех, прошлых Ковачах?
— Похоже, нашел, — усмехнулся он как-то криво. — Видишь, мне почти месяц понадобился, чтобы зацепить хоть какую-то ниточку. Все, кто может помнить те времена, отнекиваются и отговариваются…
— А кто этот человек?
— Он довольно долго был пациентом психиатрической больницы, — сообщил Яков Никодимович.
— Он… не того, не буйный? — немного испугался я.
— Был бы буйным, его бы не выпустили. Сейчас он старик, на пенсии. Немного не в себе, конечно… Но, похоже, только псих и отважится рассказать о событиях тех лет. Может, и мы тогда разберемся, что в них такого страшного.
— Конечно, я пойду! — сказал я.
— Тогда в шесть часов подходи ко мне, а уже от меня двинемся дальше.
— Обязательно!
Он отпустил меня, и я побежал на перемену.
— Что ему было надо? — спросили Борька с Васькой.
— Да так. В очередной раз насчет своего краеведческого музея, не хочу ли я чем-нибудь помочь. Ему мой домашний реферат по истории родного края понравился.
Раньше у меня никогда не было секретов от друзей. Но сей час что-то нашептало мне, что нынешнее дело — совсем особенное, и чем меньше народу будет о нем знать, тем лучше.
Сам я был заинтригован, как говорится, по самую макушку и ровно в шесть часов вечера был у Якова Никодимовича.
Мы сели в автобус и проехали остановок пять, до кварталов блочных домов на северо-востоке. Дома были разные. Пятиэтажки — постарше, семи- и восьмиэтажные — поновее. Яков Никодимович сверился с адресом на бумажке, мы нашли нужный дом и подъезд и поднялись на лифте на шестой этаж.
Яков Никодимович позвонил в дверь.
— Кто там? — прозвучал надтреснутый старческий голос.
— Здравствуйте, Александр Степанович, — сказал Яков Никодимович. — Это я, Плотогонов, от краеведческого музея. Я вам звонил.
Дверь приоткрьтась. Выглянул довольно ветхий старик. — Плотогонов, говорите? А это кто?
— А это — мой ученик. Ему тоже будет интересно вас послушать. Петя, познакомься с Александром Степановичем Рахмоновым.
— Здравствуйте, — сказал я. — Добрый вечер.
— Добрый, коль не шутите, — отозвался Александр Степанович. Он распахнул дверь. — Заходите.
Мы вошли. Еще на лестничной клетке я уловил кошачий запах, из приоткрытой двери им повеяло сильнее, а в прихожей он стал довольно резким.
— У меня три кошки, — сразу объяснил Александр Степанович. — Единственные, можно сказать, родные существа. Все волнуюсь, что с ними будет, когда меня не станет. Правда, соседи у меня хорошие, обещали приглядеть, если что, но все равно, знаете… Да что это я все о своем и о своем. Проходите.
Мы прошли в комнату, где сразу увидели всех трех кошек.
Одна устроилась на подоконнике, возле батареи, вторая — в углу дивана, а третья — под телевизионным столиком. И вся троица предпочитала наблюдать за нами издали, не пытаясь познакомиться поближе.
Александр Степанович жестом пригласил нас сесть за круглый стол посередине комнаты, сел сам и спросил:
— Так что вы хотели узнать?
— Нас интересует та история, из-за которой вы впервые попали в больницу, — сказал Яков Никодимович. — Это было в конце сорок шестого года?
Александр Степанович помрачнел.
— Ту историю я вспоминать не желаю… Да и не могу.
— Почему? — спросил Яков Никодимович.
— Опасно это, — ответил старик.
— Неужели до сих пор опасно? — мягко проговорил Яков Никодимович. — Столько лет прошло…
— Прошло-то прошло, да все эти года вот тут сидят! — Старик похлопал себя по затылку. — Лечили меня из-за этой истории, чуть не залечили, и подписку я давал, что все осознал и никому ничего рассказывать не буду… Не буду, в смысле, смущать людей своими фантазиями. На веки вечные подписался.
— Все же переменилось, — сказал Яков Никодимович. — Можно сказать, в другой стране живем. Теперь, пожалуйста, можно спокойно рассказывать обо всем, что запрещалось раньше. Все подписки отменены.
— А государственная тайна? — возразил Александр Степанович. — Я же и за государственную тайну расписывался. Нет, мил человек, не искушай меня, я новых неприятностей под самый конец жизни не хочу. Если только с этим пришли, так лучше уходите подобру-поздорову.
— Вы знаете, что на металлургическом комбинате появился человек по имени Александр Ковач? — спросил Яков Никодимович.
— Как не знать! Слухом земля полнится. Так и подмывает меня сходить и поглядеть на этого Ковача, тот или не тот. Но боязно.