Властелин огня

Дела дома шли из рук вон плохо. Брат при смерти, восточники захватили северную часть княжества. Только окрик понтифика остановил армии соседа. Видимо, на Острове опасались усиления князя Меркуса. Одновременно понтифик отлучил от Церкви моего отца и весь дом Тиссенов. За запретную магию. Густав относился к этому очень легко. Как отлучили, так и вернут обратно в лоно — стоит только покаяться, вернуть инквизиторов и заслать на Остров золота. Подобные случаи уже бывали. М-да… «Все прогнило в датском королевстве».

Впрочем, оптимизм Густава внушал надежду. Относился он ко мне слегка покровительственно, но ведь это и понятно — разница в пять лет и юность Йена давали ему такое право.

— Ты правильно сделал, Йен, что надел личину, — кивнул кузен на амулет, что я нацепил поверх доспехов. — Знаешь, эти крестьяне — они такие суеверные! Увидят твои шрамы — начнут потом болтать всякую чепуху про кару Единого.

— Ну тогда вели и своим людям про меня языками не трепать. Ни к чему это.

— Как скажешь, Йен. Бруно — вообще не болтун, а слуги не посмеют нарушить моего приказа. Слушай, я все хотел спросить… а твой меч — откуда он у тебя?

Я вздохнул для виду и стал рассказывать Густаву эпопею с Ас-Урумом. Заодно и про неудавшуюся инициацию. Скрывать это все равно бесполезно — свидетелей целый орден. И как выяснилось, такая информация среди магов распространяется быстро. А может, просто владение подобной информацией — залог их собственного выживания. Так что пусть лучше Густав узнает все от меня, чем в сомнительном пересказе от не пойми кого.

Мой рассказ вызвал у кузена целую бурю эмоций. Глаза его горели от восторга, он только что не ерзал в седле, слушая о моих невероятных приключениях на Острове. О побеге я конечно же благоразумно умалчивал. О пребывании в Ируте тоже. Только вскользь заметил, что был там проездом, так как очень тороплюсь домой. Почему я выбрал такой длинный, окружной путь? Так из соображений безопасности. Неизвестно, что взбредет в голову восточникам, если они признают во мне младшего сына своего врага. Густав мою осторожность одобрил: по его словам, от людей князя Меркуса всего можно ожидать. Похоже, отношения с Восточным Эскелом у Марциев тоже непростые. Здесь все соседи-князья дружно терпеть не могут друг друга.

— Этот Меркус сволочь еще та! Уперся, как баран, и не дает нашим людям возить зерно по Великой. А на лесных дорогах сам видишь что творится.

Угу… Про эту реку и про этот конфликт двух княжеств я уже читал в книге барона Дильса. Реки здесь вообще — главные транспортные артерии, возить по ним грузы дешево и удобно. Тот князь, на чьей территории есть водный путь, может диктовать другим условия. А для Фесса легкий доступ к рынкам сбыта — главное условие его выживания. Дальше я ненавязчиво перевел разговор на регента Микении графа Кауэра. О-о-о!!! Сколько сразу экспрессии! Сколько ненависти в глазах и словах Густава. Похоже, у кого-то в Астиуме есть свои личные интересы. Через несколько минут брани в адрес регента выяснилось, что «личный интерес» княжича зовут Айдель, и она не кто иная, как княжна Микении — старшая дочь покойного князя. Судя по описанию Густава, Айдель — редкая красавица, влюбленный в нее Густав чуть шею коня слюнями не закапал, описывая ее прелести. Мне остается только восхищенно ахать и вместе с кузеном возмущаться коварством регента. Граф Кауэр по закону являлся опекуном княжны, а значит, вправе распоряжаться ее судьбой до совершеннолетия. Естественно, он не горел желанием расставаться со своей властью и деньгами в пользу будущего мужа.

— И что же ты решил не ехать в Астиум к своей любви? — поинтересовался я ехидно.

Густав тяжело вздохнул:

— После потери отряда Кауэр тут же сообщит об этом моему отцу. Я боюсь, что меня отзовут обратно, даже не дав повидаться с Айделью. Но если я вернусь в Микению, овеянный победами над восточниками…

Угу, вот так мы взяли и сразу всех врагов побороли.

В разговорах и признаниях мы доехали наконец до деревни. В конце пути Густав уже клялся мне в вечной дружбе. Что ж, кузена можно в чем-то понять: много ли вокруг него людей с социальным статусом, равным его собственному? А если они и есть, то сколько среди них его ровесников или хотя бы молодежи? Так что я ему подходил по всем параметрам. Странно только — Густав почему-то свято был уверен, что после смерти Ульриха наследником обязательно объявят меня. Ну… я не стал его в этом разубеждать. Каждый имеет право на собственную точку зрения и собственные заблуждения. Для меня эта его уверенность — лишь свидетельство того, что Густав не силен в политике и не искушен в интригах. При всей своей взбалмошности он на удивление искренен и простодушен. Иначе бы он давно понял, что ни граф Кауэр, ни регентский совет Микении, состоящий из самых богатых дворян княжества, даже с учетом всех будущих побед Густава, никогда не дадут своего согласия на брак Айдели с фесским наследником. Дураков нет добровольно встать под власть Марциев.