Властелин пустоты

— Город? — только и спросил Умнейший. Мальчишка пошмыгал носом и разревелся. Послание, писанное на свитке пчелиной бумаги, читали вслух несколько раз, запоминая. Налет на Город совершил один-единственный зауряд, упрямо названный в послании детенышем Железного Зверя. Как всегда, он появился неожиданно и успел натворить дел, прежде чем горожане, глядя на свои пылающие дома и мечущихся по улицам беженцев, сообразили что-то предпринять. Стрелки, не успевшие собраться в кучу, встретили детеныша не дружным залпом, как предполагалось, а кто во что горазд и не причинили тому ни малейшего вреда, хотя иные и хвастались потом, что попали. («Нас там не было», — встрял Тирсис. Ему велели молчать.) Сложилось впечатление, что детеныш сбит с толку множеством целей, во всяком случае, он несколько раз пролетел над Городом, бесприцельно расшвыривая огненные клубки, что дало многим время добежать до леса, и лишь когда надрывно бухнула пушка — вторая, которую сделали лишь накануне, — выбрал себе первоочередную цель. Пушку он сжег и отстрелял по-одиночке разбегающихся канониров, после чего обратил внимание на главную площадь. Четвероног оплавился и перекорежился, однако спас множество прячущихся под ним людей (подземное убежище только собирались начать копать), в то время как кузнец Аконтий, прогнав от первой пушки всех горячих и торопливых, собственноручно наводил деревянное орудие. От удара визжащей стаи камней и железных обрезков детеныш будто споткнулся в полете («Что они у них, из картона, что ли?» — поразился Умнейший) и упал в реку, где малое время спустя взорвался, окатив весь Город жидким илом и дохлой рыбой. Помня предостережение, большая часть горожан в тот же день ушла в лес, прихватив с собой лишь самое необходимое…

— Им через Междулесье уходить надо, — вставил Умнейший.

Последняя часть послания была размыта и не читалась.

— В следующий раз не реви над историческими документами.

— Много погибших? — спросил Леон. Мальчишка только всхлипнул.

— Твои-то родные целы? — спросил Умнейший.

— Целы.

— Тогда тем более не реви.

Выходкам Умнейшего давно перестали удивляться.

— А ты почему вернулся?

— Так велели, — объяснил, шмыгая носом, морочник и показал на размытую часть послания. — Аконтий сказал, мол, своими руками в землю вобью того, кто еще скажет слово против Леона и Умнейшего. Вот новая Хранительница и велела мне: останешься сколько надо, и поможешь…

— А… прежняя Хранительница? — каменея, спросил Умнейший.

— Сгорела вместе с Хранилищем.

Старик молча отошел в сторону и долго был неразговорчив. Приблизившись к нему на следующем привале, Леон увидел: Умнейший плачет.

Нбонг не спит — сегодня наши периоды бодрствования совпали. Не могу сказать, что мне это очень по душе. В такие моменты брат принимает решения сам и лишь изредка советуется со мной.

Я наверстаю свое потом.

Вчера коммодор Ульв-ди-Улан позволил лидер-корвету вильнуть на более высокую орбиту, где тот сумел подхватить на периферии роя довольно крупный каменный обломок и переработать его в активную массу. Отсеков в корабле прибавилось — впрочем, большей частью массы обломка лидер-корвет укрепил собственную броню.

Последнее время у него новое развлечение: выращивает пыль в самых труднодоступных местах и заставляет ограниченно ценного ее вытирать.

Если корабль достаточно долго находится без дела, он дичает. Витков двадцать назад он, например, выкинул такую штуку: понаплодил в каждом отсеке по нескольку сотен безобразных на вид штуковин, которые назвал почему-то «реле», и до того увлекся щелканьем, что впервые за время полета не подчинился прямому приказу коммодора — пришлось поднимать со дна бассейна Хтиана, чтобы тот гаркнул.

У него это хорошо получается.

А сейчас корабль не весьма расположен делиться активной массой с кем бы то ни было, и менее всего с ограниченно ценным. Распустился и своевольничает.

«Вторая степень защиты ему подойдет?»

«Нет. Сделай хотя бы пятую». — Это отвечает брат.

«Может быть, третью?»

«Пятую, и без халтуры. Й-Фрон должен благополучно достичь поверхности и вернуться».

«Тогда сокращу ему рацион по прибытии», — бурчит корабль как бы про себя, но мы, конечно, слышим.

Для «Основы Основ» нести в себе ограниченно ценного — само по себе оскорбление. А уж растить ему скафандр и вживлять Пароль…

Потерпит.

«Отставить! — вмешиваюсь я. — Й-Фрон еще пригодится. Вопросы есть? Делай».

Пыхтит от обиды, но делает.

Теперь снова ехали верхом, что одобрил даже Парис, успокоивший на пеших переходах растрясенные в Междулесье внутренности, зато сбивший ноги. Скальные стены вроде бы сделались ниже. Дорога петляла вместе с изгибами ущелья, попадались покосившиеся полосатые столбики, и теперь уже каждому было ясно, что это, как ни странно, дорога, не что-нибудь. И вдруг — кончилось.

Когда-то дорога уходила здесь вовнутрь горы. Но то было когда-то.

— Завал, — констатировал Леон.

— И очень давний, — удрученно заметил Умнейший. — Что ж, этого следовало ожидать. Эх, драконов бы сюда пригнать, — помечтал он. — Настоящих, тягловых, с хорошими морочниками…