Властелин рек

Михайло, как завороженный, какое-то время глядел на эту ужасающую своей невозможностью картину, увидел, как под бесконечным градом камней и пуль, что летели со стен, начало пятиться польское войско. В первых рядах увидел он атамана Черкашенина, что гвоздил окровавленной саблей направо и налево, увидел монахов, что с оголенными клинками, воодушевляя ратных на подвиг, тоже бились с противником. Вот и Иван Шуйский, спешившись, стоит с оголенным клинком среди защитников, и яростный крик его тонет в страшном шуме сражения. Но Михайло видит и понимает, что воевода зовет защитников в атаку, и вот он сам уже, выхватив саблю, спешит вниз по боевому ходу башни.

А русское войско хлынуло, ринулось на врага, как прорвавшаяся сквозь плотину вода. И вот уже им навстречу летят пули, сбивают защитников с ног. Михайло уже слабо осознавал, что происходит, хотя и слышал подле себя свист вражеских пуль. Перепрыгнув через чей-то труп, он бросился в ров, тут же столкнулся с кем-то из литовских ратников, рубанул вкось и двинулся дальше. Другой, бросив оружие, поднял вверх руки, желая сдаться в плен, но Михайло в нахлынувшей на него ярости разрубил ему голову. Ринулся вдоль рва и едва не зарубил своего — не сразу разглядел из-за стелющегося по земле едкого дыма.

Когда он, скользя по грязи, пытался вылезти из рва, его кто-то из старших схватил за руку и потащил в город. Михайло и не сразу понял, что началось отступление. Еще не придя в себя после битвы, он в полузабытьи помогал таскать многочисленных раненых, копаясь в куче окровавленных тел…

Усталость скосила его внезапно, когда он, грязный, оборванный, присел на землю и прислонился спиной к стене одного из домов. Лишь тогда, поглядев на свои черные от запекшейся крови руки, на реющие над башнями стяги Русского царства, Михайло осознал, что псковский гарнизон отбил первый штурм.

* * *

Среди всех этих тревожных событий, к коим было приковано внимание всей страны, случилось еще одно. Митрополит Антоний по состоянию здоровья просил государя дозволить ему оставить свой высокий пост и удалиться на покой в какую-нибудь обитель. К счастью, Иоанн очень скоро удовлетворил его просьбу, и Антоний, покинув митрополичьи палаты, отправился в Новоспасский монастырь…

Иов лично вышел к воротам встречать бывшего владыку. Немощный грузный старик уже едва мог передвигаться сам, его на носилках внесли в обитель, уложили Антония в уготованной для него келье на обыкновенный топчан, где в тот же день Иов провел над ним обряд пострижения. Приняв схиму, Антоний наконец удоволенно улыбнулся, обретя долгожданный покой…

Иов, стоя подле ложа Антония, изучал глазами бывшего владыку. Он уже ведал, что очень скоро епископы изберут нового митрополита (говорят, им станет игумен Хутынского монастыря Дионисий, коего хотят поставить ближайшие советники государя — очередной ставленник правящих кругов!) и что никому сейчас в стране, охваченной пожаром войны, нет дела, кто там возглавит Русскую церковь, при Антонии окончательно подчинившуюся государю. Потому мало кто и заметил уход немощного митрополита.

Он был удобным владыкой для государя, ибо подчинялся во всем его воле. Но, быть может, Антоний и сам понимал, что, лишая Церковь обширных земель, он помогал истощенной длительной войной державе столь необходимыми для нее богатствами?

Ему не досталась ни слава великого книжника — митрополита Макария, ни слава борца против произвола опричнины Филиппа. И тем не менее в столь тяжелое и страшное время он был духовным главой России. Именно он благословлял рать, победившую крымского хана при Молодях. Он способствовал переносу мощей святого князя Михаила Черниговского в Архангельский собор, когда Москва только лишь возрождалась после татарского разорения (можно лишь представить, сколь важным было это событие для всех в столь трудное время). При нем свершилось явление Казанской иконы Божьей Матери, которая скоро станет одной из главных русских святынь.

Он ходатайствовал перед государем, дабы освободить от пошлин мелкие и бедные обители. Сколь еще успел он свершить за время своего владычества?

А сколь пришлось ему вытерпеть? Как далось ему решение покориться воле государя и благословить на царствование татарина Симеона Бекбулатовича? Как пережил он тщательные допросы государевых людей, когда разоблачен был заговор Тулупова и Умного? Как жилось ему, когда он помогал стране выстоять против многочисленных врагов, а за спиной называли его лизоблюдом государевым?

Жизненных сил бывшему владыке хватило ненадолго. Уже спустя несколько месяцев после пострижения в Новоспасском монастыре он скончался. Накануне он долго беседовал с игуменом Иовом.

— Лишь бы Русь выстояла… Победы над врагами… не застану… не… застану, — произнес Антоний слабым голосом.

— Ты содеял достаточно для этой самой победы, — утешил его Иов. — И мы все будем помнить о том.

Антоний улыбнулся слабо и закашлялся. Дыхание его было едва слышным и хриплым. Поглядев в потолок, Антоний произнес уже едва различимо:

— Молитесь… обо… мне…