Властелин рек

— Не стреляйте! Не стреляйте! — велел Матвей, осознавая, что, ежели они начнут отбиваться, их тут же убьют. Молодой казак первым бросил пищаль на землю и, воздев руки, глупо улыбался дикарям. Постепенно мужики тоже побросали свои самопалы.

Дикари, видимо, хотели повязать своих пленников, но сами боялись их, не решаясь даже к ним прикоснуться. Они о чем-то громко спорили меж собой, толкали казаков древками копий, силясь, видимо, увести, но мужики сопротивлялись, отпихивались.

Архип, стиснув зубы, глядел, как похожее на диких зверей племя все больше обступает их, они кричат в исступлении, видимо, не ведая, что делать дальше. Что с ними будет теперь? Поспеет ли атаман? Неужели теперь суждено сгинуть — вот так? Он слышал когда-то, что дикие племена Сибирской земли съедают сердца врагов или приносят их в жертву своим богам. Убереги, Господи…

С берега грохнул выстрел, за ним еще один, и дикари с воплями бросились врассыпную, позабыв о своих пленниках. Ясырь первым поднял свою пищаль, коротко прицелился и выстрелил. Кто-то из дикарей рухнул в траву, но его тут же подхватили соплеменники и потащили прочь. Казаки, так же схватив свои самопалы, били им вдогонку. Вскоре племя исчезло в лесной чаще, будто никого и не было.

Тем временем на берег уже выбрался Иван Кольцо и толпа казаков. Кто-то бросился вдогонку за дикарями, но вскоре вернулся ни с чем. Мещеряк и его бойцы стояли, как в воду опущенные, словно побывали только что в лапах смерти.

— Ну что? Небось в порты наложили? — искоса глядя на них, пошутил Кольцо, и казаки поддержали его дружным гоготом.

— Гляди, как эти удрали! Видать, самопалов наших испугались! — крикнул кто-то, и худой, как скелет, Савва Волдыря протяжно свистнул, сунув в рот два пальца.

Мещеряк, стиснув зубы, стремительно направился к берегу, где остался его струг. За ним гуськом шли все остальные. Только сейчас Архип почуял, как промокла от пота его одежда, и его бил сильный озноб. Гордый Матвей же, уязвленный своей неудачей, был мрачен и страшно ругался сквозь зубы.

Оказалось, на берегу уже стояла вся флотилия. Ермак со снисходительной улыбкой глядел на неудачливых лазутчиков, сидя под стягом на своем судне.

— Сегодня нам повезло, и никто не погиб, — заметил Бряз-га. — Далее будет труднее. Не избежать нам засад, видать…

— Надобно достать «языка», — решительно произнес Ермак, глядя на казачью лихую ватагу, которая, хохоча и громко переговариваясь меж собой, спускалась к берегу из леса и рассаживалась по стругам. Брязга понимающе кивнул. Настало время настоящей войны.

ГЛАВА 16

Новгород стал отправной точкой для русских войск в борьбе со шведами. Здесь собиралась рать, коей приказано было срочно прорываться на помощь осажденному Орехову. Новгородский воевода Иван Голицын уже тогда чувствовал себя плохо, словно тело постепенно лишалось всяческих сил для жизни. Он заметно постарел и высох и, ощущая постоянную слабость, вскоре слег. Князь понимал, что государь до сих пор не простил ему гибели войска под Венденом, и потому не решался просить его о дозволении вернуться в Москву, к своей семье, кою Иван Юрьевич не видел так долго. Но вскоре пришел приказ — подготовить войско для выступления к Орехову. И князь Голицын, превозмогая недуг, принялся исполнять государев наказ.

На дворе у него шум и суета — телеги, нагруженные различным провиантом, вереницами въезжают в открытые ворота детинца. Прямо подле воеводского терема установлены стольцы — дьяки указывали в бумагах каждую доставленную вещь. Мужики, пыхтя, выгружали тюки в ангары.

Через другие ворота входили ратные, конные и пешие. Людей также расписывают по местам. Среди прибывших был и Михайло. Отчитавшись, он с угрюмым лицом выслушал дальнейшие указания.

В полутемной избе, куда его определили, было многолюдно и душно, пахло тяжелым мужским духом и кислыми щами. Ратные, кто развалился на лавках, кто лежал на устеленном попонами полу, болтали, все больше о походе на шведов.

— Побьем шведа — и войне конец! — говорил кто-то.

— Так уж и конец!

— А то! Навоевались!

— А кто поведет нас, братцы?

— Молвят, кто-сь из князей Шуйских…

Михайло, сидевший в полудреме в самом углу, приоткрыл один глаз, слушая мужиков. Может, здесь, где Иван Петрович Шуйский не будет так окружен многочисленными ратными и воеводами, как в Пскове, удастся лично поговорить с ним, попроситься на службу? Сейчас его уже не терзали мысли о потере свободы и чести. Страх неизвестности пугал больше, чем холопство, которое для него, разоренного дворянина было уже не так ужасно. Смирился. Что ж, надобно лишь обратить на себя внимание воеводы…

На Новгород обрушились проливные дожди. Близилась середина октября. Тогда-то и прибыл в Новгород будущий предводитель похода. Михайло разочаровался — командовать ими будет не Иван Петрович, а какой-то его родич, говорят, до этого лишь стоявший на воеводстве под Серпуховом.