Властелин Руси

– Ладный-то ты какой, Вятша!

Губы ее, толстые и мясистые, жарко накрыли губы парня, сильные руки по-хозяйски повалили на лавку.

– Втроем будем жить, отроче, – быстро шептала женщина. – Я, ты и Лобзя. А хошь – так и Онфиску возьмем… Уж так сладко будет! И чего я, дурища, раньше ждала?

– Видно, Мечислава боялась, – еле вырвавшись из ее объятий, едко промолвил Вятша.

– А и боялась, – Любомира согласно кивнула. – Больно уж приезжал часто… Ну а посейчас-то… Что сидишь, иди ж, поласкай меня?

Хозяйка бесстыдно задрала рубаху, заголив крепкое угловатое тело. Тяжелая грудь ее висела, словно у свиноматки. Вятше вдруг стало противно – он инстинктивно подвинулся ближе к двери. Любомира притянула его руками:

– Ну, давай же, вьюнош… Давай…

– Так… Онфиска же… – пытался выбраться из-под нее Вятша.

– И что же, что Онфиска? – шептала не на шутку распалившаяся хозяйка, не понимая, вернее не желая понимать, что – потная и противная – вызывает у парня лишь отвращение.

– Потом, тетка Любомира, – отбивался он. – Потом, ладно?

– Нет, не потом, – женщина повысила голос. – Сейчас! А ну… Что ж ты, брезгуешь?

Вятша оттолкнул назойливую, едва не стащившую с него порты бабу.

Та взбеленилась вдруг, словно необъезженная кобылица:

– Ах, брезгуешь, тварь?

Ударила парня ладонью по лицу. Потом еще раз… схватила висевшие на стене вожжи…

– На, гад, получай! Получай

Удар за ударом посыпались на несчастного Вятшу. На спине, на груди и плечах вспыхнули кровавые полосы.

– Уймись, уймись, тетка!

Ох, напрасно взывал он! Любомира разошлась не на шутку – окровавленные вожжи в ее руках мелькали все чаще, силушкой не обидели боги.

– Получай!

Метнувшись к столу, Вятша схватил нож, сверкнул глазами:

– Уйди… Всеми богами прошу!

– Уйди? – завидев острое лезвие, попятилась Любомира. – Это ты мне говоришь, щенок? – Она неожиданно выпрямилась, отбросив в сторону вожжи, и громко сказала: – Вон! Вон с моего двора, приблудыш. И чтоб ноги твоей здесь никогда не было.

– Да и ладно, – озлился Вятша. – И уйду.

Не спуская глаз с разъяренной хозяйки – знал, та способна на многое, – бочком обошел лавку и, прихватив брошенную на пол рубаху, вихрем метнулся наружу.

– Ну, и к лучшему, – уходя со двора, шептал он. – Сейчас бы только повстречать Лобзю…

– Тварь… – выглянув из избы, плюнула в снег Любомира. Тяжелая грудь ее колыхалась. Сердце вдруг пронзило острое чувство потери. Может, не так надо было? Не так быстро, не так настойчиво, постепенно… Постепенно… Да уж слишком хотелось. И кто он вообще такой, этот приблудыш, чтобы… Жаль, конечно, работника, да и ладно. Ничего, жили без парня ране. А про него потом не забыть шепнуть Мечиславу – ограбил-де да сбег. Пущай-ко через людишек своих прищучит…

Еще раз плюнув, Любомира раздраженно пнула в бок выскочившего из будки Орая и скрылась в избе. С вязанкою хвороста за плечами во двор вошла Онфиска. Покачала головой, погладив собаку:

– Ох, Вятша, Вятша… И чего подался в бега, парень? Нешто плохо тут было?

Повстречавший Онфису отрок не рассказал ей о том, что давеча случилось в избе. Не успел, да и, честно говоря, не очень хотелось рассказывать.

Несмотря на муторную погоду, Киев давно уже проснулся, шумел у пристани Торг, кричал рынок и на Подоле, шныряли средь торговых рядов мальчишки – торговцы горячим сбитнем, пирожники, квасники:

– Эх, и сбитень, горячий, пахучий, на травке муравчатой!

– А вот пироги, с пылу с жару, лепешки рассыпчатые!

– Кваску не желаешь отведать ли, человече?

– Не желаю, – отмахнулся высокий белобрысый парень, тут же закашлялся, прикрыв лицо рукою, свернув, скрылся в толпе. Эх, не нужно было идти через рынок, да так к Копыреву концу ближе получалось. Однако, кажется, не узнали пока. Пока не узнали… Интересно, сколько еще можно будет таиться? Белобрысый вздохнул. Сейчас-то еще ладно, а как на весну повернет да пригреет солнышко? Да и сейчас – вона, почитай, на торгу все сбитники-пирожники-квасники Мечиславу-людину мзду платят. Не говоря уже о колпачниках, эвон, стоят, в кучу сгрудившись, рыщут глазенками, дурачков выискивают. Да, пожалуй, и нашли – длиннобородого мужичагу с конем. По виду – смерд. Эх, зря ты ляму-то раззявил, бородище! Выиграют у тебя все, обманут – и пойдешь себе обратно пешком, без коня, да кабы еще и не голым. Впрочем, твое дело. Отвернувшись от азартно обступивших заезжего смерда колпачников, белобрысый быстро пошел прочь.

Миновав вечевую площадь, свернул в узкую улочку – жестянщиков, проскочил мимо кузни и, обойдя грозно возвышающиеся на горе укрепления Градка-детинца, спустился к Копыреву концу – не самому худому району Киева, заселенному преимущественно торговым людом. Прибавив шаг, улыбнулся чему-то и, завернув за ограду, оказался у приземистого здания постоялого двора. Войдя, поклонился, крикнул весело:

– Здорово, дядько Зверин!

Хозяин двора – коренастый, заросший волосом почти до самых глаз – буркнул в ответ что-то не особо приветливое. Вошедший не обиделся, уселся за длинный стол, шутливо толкнув плечом тощего неприметного мужичка в теплом бобровом плаще внакидку: