Властелин Руси

Однако отвернулась, подошла к волоковому оконцу, убрала ставенку — с улицы сразу пахнуло сыростью. Вятша поежился, натягивая рубаху. Любомира искоса глянула на него — ладный парень вырос. Живет блудом с Лобзею, приживалкой, что отправлена третьего дня в Киев, к Мечиславу, как тот и наказывал. Эх, Мечислав, Мечиславе, чтой-то долгонько тебя не было! Любомира, вздохнув, ухмыльнулась. А может, и не надо никакого Мечислава? Эвон, Вятша-то… Жаль, Лобзю любит… Так, а Онфиска-то чего дрыхнет? Любомира посмотрела в другой угол:

— Эй, дева! Животина кормлена ли? Куча тряпья в углу зашевелилась.

— Кормлена, матушка, — выглянуло из-под волчьей шкуры круглое девичье лицо. — С утречка еще раннего.

— Ну, так все равно не спи, — хмуро распорядилась хозяйка. — Мало ль работы в доме?

Вятша накинул на плечи полушубок:

— Лопата на месте ли?

— А куда вчерась ставил, там и бери, — махнула рукой Любомира. А ведь ладен, парень-то! Эх, если б не Лобзя…

Отрок задержался в дверях:

— Тетка Любомира, как вычищу, схожу к Притыке? Может, и Лобзю нашу встречу…

— Да никуда она не денется, Лобзя твоя, — недовольно усмехнулась хозяйка. — Хотя и верно — давно бы уж пора ей возвернуться.

— Вот и я говорю!

— Ну, сходишь, — Любомира милостиво кивнула. — Двор почисти сначала.

— Почищу, — кивнув, Вятша выбрался из избы. Ох, и смурно же было кругом! Серо, промозгло, противно. Плюнув, отрок отыскал у амбара лопату. Обернулся к избе — низенькой, еле-еле торчавшей из-под снега. Из волокового оконца потянуло дымком — видно, Онфиска разжигала очаг.

— Инда, и поснедаем, — ткнув лопатой в снег, сам себе улыбнулся Вятша, вспоминая, остались ли еще вчерашние мясные щи иль доела их тетка?

Гремя цепью, вылез из будки пес — большой, кудлатый. Увидав отрока, завилял хвостом, заскулил умильно.

— Нету любимицы твоей, Орайко, — засмеялся Вятша. — Некому тебе мясца кинуть. Ну, пожди, возвернется, поди, скоро…

Пес улегся было на снег, вытянул лапы, да тут же вскочил — видно, попал в мокрое — закрутил головой, отряхиваясь. Псина изрядная — теленок, не пес! Подкармливала его, бывало, Лобзя. Эх, Лобзя, Лобзя… Крепкая, румяная дева с толстой русой косою — из-за тебя ведь и задержался Вятша у тетки Любомиры, не ты бы, так… И кто он сейчас у хозяйки? Холоп? Закуп? Рядович? Или вдач? Ну, не холоп, точно. А вот девки, те — да, холопки. Вот и Лобзя… Сколько раз уговаривал ее убежать, да та все отнекивалась — куда бежать-то? И вправду — куда? Может, не так уж и хорошо было у Любомиры — вечная работа да скука, от которой в иные вечера сводило скулы, — но ведь не так и плохо. Всегда при деле, поесть есть чего, изба теплая, да — какая-никакая — защита. Правда, та еще Любомира змея, однако одному-то, без рода, и совсем плохо. Так хоть куда ни шло. Вот и боялась Лобзя, как ни уговаривал ее отрок. Все отнекивалась, ждала чего-то. Да сейчас-то, с Вятшей, на усадьбе уж куда веселее. А вот раньше-то как жили? В Киев — Лобзя рассказывала — и то куда как редко выбирались, на торг только. А уж на праздник какой, так: «Дома сидите, девки! Чай, работы много». Вот так и жили. Да и сейчас так же живут — работа — сон, сон — работа. Господи… И чего Любомира Лобзю в город послала? Скорей бы уже вернулась дева. Баньку бы истопили, хорошо б еще и тетка к Мечиславу ушла — мало ли, дела какие срочные? — а уж тогда… Вятша представил обнаженную пышногрудую деву и, помотав головой, прикусил губу. Эх, Лобзя, Лобзя…

Чуть приоткрыв дверь, Любомира наблюдала за парнем. Экий и вправду ладный. И как ловко управляется по хозяйству — эвон, полушубок в снег скинул, лопатки под рубахою так и ходят… А ведь Мечислава еще долгонько ждать. Раньше травня-месяца вряд ли и приедет. И чего ж его ждать?

— Эй, Онфиска, — Любомира обернулась к очагу, — сходи-ка побыстрей за хворостом, а я за огнем погляжу.

— Так ведь хватает дровишек-то? — удивленно взглянула на нее дева.

— Сходи, говорю! — с угрозой в голосе повторила хозяйка. — Ну!

Пожав плечами, Онфиска накинула на плечи полушубок.

— Ты куда ж это направилась, дева? — воткнув лопату в снег, выпрямился Вятша.

— За хворостом хозяйка послала, — Онфиска махнула рукою. Тоже ладная вся, крепкая, грудастая, как и Лобзя. Только Лобзя куда как покрасивше будет!

— За хворостом? — удивился отрок. — Так есть же!

Ничего не ответив, Онфиска ушла за ворота. Проводив ее взглядом, Вятша поплевал на руки…

— Эй, подь-ко сюда, парень, — услышал он негромкий зов. Обернулся…

Стоявшая в дверях тетка манила его в дом и — странное дело — улыбалась. С чего бы?

Пожав плечами, юноша направился в дом.

Внутри пахло дымом и чем-то кислым — видно, тетка разогревала вчерашние щи. Из окна тянуло холодком, в дальнем углу чадяще горел светец.

— Глянь-ко, — Любомира кивнула на выдвинутый из-под лавки сундук — большой, крепкий, обитый позеленевшими медными полосами.

— Завалялась тут у меня рубашенция. Сымай-ко свою, примеришь.

— А что, сегодня праздник какой? — удивился Вятша и, расстегнув застежку на вороте, через голову стянул рубаху.

Тяжело дыша, Любомира внезапно огладила его ладонью по спине и, развернув за плечи, притянула к себе: