Властелин Руси

— Вот-вот, — закивал Хельги. — Пошлете людей — пусть притащат. Оставим около горящих ладей нескольких человек — пусть поддерживают пламя. Надеюсь, ромеи не замедлят доложить своему императору о полном разгроме нашего флота. А мы заставим их в это поверить… Все остальные — уходим в обратный путь!

— Как так? — захлопал ресницами Снорри.

— Так, — рассмеялся ярл. — Идем до тех пор, пока не скроется из виду самая высокая башня Царьграда. Паруса не подымать, таиться берегами, я очень не хочу, чтобы ромеи нас видели. Уж больно ловки их соглядатаи!

— Да, мой ярл! Вчера еще двух поймали.

— Повесили?

— Отрубили головы.

Положив руку на плечо Снорри, Хельги улыбнулся:

— Хочется верить, что оставшиеся соглядатаи все ж таки успели доложить императору о том, что наши ждут подкрепления. Я имею в виду Дирмунда.

— Да, но у него не так много ладей. В основном конница и пешие вои. И они будут идти долго.

— Вот именно. — Ярл посмотрел в подернувшееся вечерней дымкой небо. — А мы явимся уже утром.

Лашка, в числе других погибших, с почестями похоронили на крутом берегу Мисемврии — так называлась местность, идущая от самых границ империи. Свет погребальных костров, пугая окрестных пастухов и крестьян, рассеял глухую синеву ночи, и сотни молодых глоток затянули погребальную песню.

— Я отомщу за тебя, Лашк, — устремив глаза в небо, упрямо шептал Дивьян. — Отомщу, и душа твоя будет довольна в том, лучшем, мире… Впрочем, она, наверное, и так довольна — ведь ты погиб как воин.

А утром уцелевшие от разгрома ладьи, подняв паруса, пошли к Царьграду.

— Это уже Дирмунд! — обрадованно воскликнул Хаскульд, оглядываясь на новгородского воеводу.

— Нет, князь, — покачал головою тот. — Это возвращается с уцелевшими кораблями мой господин Хельги.

— Всего лишь? Но что нам толку в этом его уходе-приходе, не ведаешь ли?

— Нет, княже.

— Вот и я не ведаю.

Михаил, базилевс-император ромеев, с толпою придворных и военачальников поднялся на стены. Собравшаяся внизу толпа — жалкие пигмеи, охлос, годный лишь на то, чтобы орать на ипподроме, развратничать да устраивать заговоры, — бурно приветствовала базилевса. Совсем молод был император, и седина не успела появиться ни в черных как смоль волосах, ни в бородке, аккуратно причесанной придворным брадобреем. Другое дело — Фотий, патриарх, поставленный во главе Церкви по настоянию базилевса в пику прежнему патриарху — Игнатию. Седовласый, седобородый, солидный и — самое главное — послушный, — Фотий ни в чем не прекословил императору, впрочем, как и весь синклит… До поры до времени. Так и ждут своего часа, твари, думал Михаил. Один верный человек был когда-то — Константин Дрез, командующий имперскими катафрактариями, верный, хоть и иконоборец, да и тот убит по его же, императорскому, приказу. Говорят, синклитика Дреза подозревали в связях с павликианами, отрицающими единосущность Христа, да и не только в этом. Значит, не так уж был верен. Значит — поделом. Так же бы поступить и с бывшим патриархом Игнатием, и с этим выскочкой Македонцем… Вот уж — волк, рядящийся овцою! А Игнатий его всегда поддерживал и поддерживает. Одна надежда — на личную охрану — на варангов и русов, их начальник, кажется, верен… но слишком нравится императрице. Вон, стоит скромненько, с волосами как белоснежный лен, — красив, ничего не скажешь.

— Фриддлейв, — базилевс обернулся к варангу, — надежны ли наши полки?

— Наши — надежны, — коверкая слова — так и не научился правильно выговаривать, за столько-то лет! — поклонился начальник дворцовой стражи. Нехорошо поклонился, небрежно, словно бы одолжение сделал. Гордый, как все варанги… Интересно, а был бы у него на родине такой шикарный дом с бассейном и садом, вилла, рабы, прислуга, было бы столько молодых и красивых наложниц? Михаил усмехнулся — вряд ли…

— Императрица желает видеть тебя за обедом.

— Слово императрицы — закон для меня, — снова поклонился варанг. — Как и твое слово, повелитель!

— Что там за паруса на горизонте? — озабоченно спросил император. — Неужели это тот самый флот варварского князя Дира, о котором предупреждали соглядатаи? Может быть, стоит с ними помириться… если назначенный выкуп не будет слишком большим.

— О, вот поистине слова мудрейшего! — хором подхватили придворные. Естественно, синклит такой войны не хотел. Одно дело — самим наносить удары где-нибудь в Малой Азии, Эпире, Африке, и совсем другое — видеть под своими стенами этих гнусных варваров — русов. Беспокоиться о фемах, о зависимых крестьянах, о виллах… Нет, варвары сильны — тем более к ним пришло подкрепление — пожалуй, лучше откупиться, как уже не раз бывало.

— Большую часть выкупа можно возложить на плечи сирийских купцов, — промурлыкал кто-то из синклита. Ну, конечно, — Никодим Иллирик, у кого еще такой мерзкий голос?

— Да-да, на сирийцев, — поддержали его остальные, правда, не все.

— Почему именно на сирийцев? — удивился базилевс.

— Потому что их слишком много!

— Так ведь и армян не меньше, и фракийцев, и анатолийцев, и евреев!

— Базилевс, сирийцы богаче!

— Ага, богаче! Просто они Никодиму дорожку перебежали со своей торговлишкой!