Властелин Сонхи

Она была из тех чудных людей, которые живут на юге за Сновидческими горами. Салдун с ними торговал и понимал их язык, но с Серым Облаком они мало разговаривали. Печальная, усталая, молчаливая, она не хотела о себе рассказывать, а шаман не расспрашивал: и так видел, что душа у нее изъедена плесенью.

Небо затянуто низкими перламутрово-серыми облаками, а перспектива – туманом, дома Омфакуанкоса еле виднеются в этом воздушном молоке. Волны с протяжным шумом накатывают на песок, которого почти не видно: столько здесь тускло-белых ракушек, целых и раздавленных в осколки, весь пляж ими усеян. Попробуй прогуляться босиком – изранишь ноги.

Она идет впереди – тонкая, с пышной копной темно-рыжих волос, на ней желтая майка, оранжевые шорты и желто-оранжевые в полоску пляжные сапожки. Завтра ее положат в больницу, а сегодня она захотела сюда – на Орибские острова, на усыпанный ракушками берег: вдруг «все закончится», и она здесь так и не побывает?

Он идет за ней на некотором расстоянии, следом на автопилоте плывет аэрокар. Что, если ей прямо сейчас станет плохо? Это может случиться в любой момент, и не надейся, ты ничего не успеешь сделать…

Под подошвами кроссовок хрустят обломки мертвых белых раковин, и страх трогает его сердце ледяными пальцами, а из полосы прибоя за ним с жадностью наблюдает русалка. Бледная, глаза без зрачков и радужки словно залиты жидким перламутром, волосы туманом стелются над водой. Она лежит на животе, упираясь округлыми локтями в крошево известковых осколков, которые не могут ее оцарапать – ведь вся эта картинка соткалась из зыбкой материи сновидений по ее воле.

– Ты не русалка, ты снаяна. И она, – остановившись, Хантре мотнул головой в сторону удаляющейся рыжей девочки, – не настоящая. Кто она такая?

– Этого я не знаю.

Изобличенная снаяна неспешно поднялась над прибоем. У нее и хвост был, только не русалочий – он походил на свивающуюся в кольца туманную змею.

– Тейзург тебя ищет, – сообщила она, откинувшись, как на диванные подушки, на мягкие жемчужные облака, в то время как панорама ракушечного берега и серо-зеленого моря сжалась до размеров небольшой комнаты. – Велел передать, что вам надо держаться вместе и выбраться из Аленды, потому что за пределами территории, которую накрывает Накопитель, вы сможете пользоваться своей магической силой, а здесь вы оба в розыске.

Это он знал и без снаяны.

– А ты вместо того, чтобы выполнить его поручение, решила перекусить?

– Мы питаемся страхом спящих. Сам Тейзург платит нам десятину, когда мы с ним встречаемся во сне, иначе мы не можем.

– И чем вы его пугаете?

– Тобой.

– Хочешь сказать, он меня боится?

– Не тебя, а твоей смерти, – посланница рассмеялась певучим серебристым смехом, похожим на замирающее эхо. – В его кошмарах ты умираешь. А еще есть женщина, у нее серые глаза, стриженые светлые волосы и загорелая кожа, во сне он целится в нее из иномирского оружия. Он боится, что она разрушит его планы, и хочет ее убить. При этом он боится, что она умрет и навсегда исчезнет из его жизни. Он говорил, что наяву так и не выстрелил, а во сне стреляет и видит, как на груди у нее расплывается кровавое пятно, и испытывает невыносимое отчаяние – такое же невыносимое, как в тех его снах, где умираешь ты.

– Откуда вы знаете, кто из нас чего боится?

– Мы не знаем, мы чувствуем. Так же как вы, люди, чувствуете аромат шоколада или выпечки. Из ваших страхов мы плетем кошмары, чтобы добывать себе пропитание.

– А чем-нибудь другим питаться не пробовали?

– Чем же еще? Что может быть слаще людского страха?

– Интерес, например, – после паузы ответил Хантре.

– Разве интерес бывает таким же сильным, как страх?

– Почему бы и нет?

– Хмм… Если бывает, то нечасто, и для замены не годится. Что ответишь Тейзургу?

– Скажи, что у нас с ним, наверное, был шанс стать друзьями. Раньше, до его идиотской выходки с Мавгис. Наверное. А теперь пусть он от меня отвалит.

– Скажу, – легко согласилась снаяна.

Ей было все равно, какие вести передавать и какие ответы пересказывать.

– Как ты узнала, где я?

– Я не знаю, где ты, знаю только, что сейчас ты спишь, – опять серебристый тающий смех. – Во сне я могу отыскать кого угодно, а где ты находишься в том странном неудобном мире, где люди бодрствуют – разве это имеет значение? Вы там ползаете, как улитки по веткам дерева, а сны – как туман, который обволакивает все деревья в лесу.

Облака, море и пляж колыхались в одном ритме с ее смехом, а потом расплылись и рассеялись.

Промозглый сумрак подземелья, холодина. Он сразу же протянул руки к багровым с пляшущим золотым просверком угольям в ямке: тепла немного, но это спасает, без огня было бы совсем плохо. Вдобавок живот подводит от голода. С тех пор как ему удалось оторваться от Тейзурга и Шныря, он еще ни разу не ел досыта.