Властелин Сонхи

Что ж, это была бы неплохая сделка, но Суно сразу понял, что работы здесь не на пять минут. И даже не на десять. Капкан из позеленелой бронзы испещрен мелкими рельефными символами, от него тянется такая же цепь, обвитая вокруг подпирающего крышу столба и уходящая на изнанку дома. Чары амуши, поди расплети их, они как запутанные и сросшиеся корешки, а у него хлопот по горло, и в придачу на нем повисла так называемая ведьма, которая едва ли не подвывает от ужаса.

– Ничем не могу помочь. Сам видишь, капкан зачарован, а я тороплюсь. Возможно, сюда еще кто-нибудь заглянет, сколько-то времени у тебя в запасе есть. Как же тебя, всезнающего, угораздило попасться…

– Я не попался! – птицечеловек хлопнул крыльями, задев столб, и в потоке дымного золотого света, падавшего из окошка, вместе с пылинками закружился серый пух. – Это амуши, они подбили меня камнем из пращи, приволокли сюда и посадили на цепь – за то, что я был непочтителен с царицей Лормой. Расколдуй и сломай капкан, а потом сможешь задать мне любой вопрос без игры в три загадки, я отвечу! Девушка, может быть, ты меня освободишь? Ты бобовая ведьма, ты могла бы, я тебя научу, что сделать…

Флаченда тряслась и повизгивала, как перепуганный щенок. Орвехт потащил ее к выходу, не тратя время на разговоры.

Железная лестница спускалась зигзагами по стене к каналу, ослепительно сверкавшему в лучах вечернего солнца. На каждом этаже площадка с дверцей. Суно опасался внезапной атаки, они здесь как на ладони. Выставил щиты, досадуя, что на спутницу рассчитывать не приходится. Зато внизу ни людей, ни амуши.

По мосту Одинокой Цапли они перешли на другую сторону. От цапли предсказуемо остался огрызок – каменная тумба и штырь, прежде заменявший скульптуре ногу. Над Кренделем поднимался столб черного дыма.

– А что будет с этим крухутаком? – спросила Флаченда, тревожно глядя на Орвехта. – Он же там сгорит…

– Скорее, задохнется в дыму до того, как чердак охватит пламя. Нам с тобой дальше не по пути. Здесь кварталы тихие, спрячься где-нибудь до конца заварушки. Ты ведьма, воспользуйся своими способностями.

– Я постараюсь… А он правда успеет задохнуться до того, как там начнет гореть?

– Теоретически, да, – бросил Орвехт уже на ходу.

На улице Медного Каблука оглянулся: хвала богам, Флаченда отстала.

По бульвару Приветствий фланировала нарядная публика. Ее было не так много, как в прежние времена, цветочниц, мороженщиков и художников тоже поубавилось, но все же светская жизнь текла своим чередом. Лояльные к нынешней власти представители аристократии и состоятельные негоцианты совершали променад по аллее с поломанными скамейками, затоптанными клумбами и щербатыми мраморными пьедесталами, торчавшими из весенней травы, как пеньки выбитых зубов. Что по этому поводу сказал бы коллега Тейзург… Жаль, что его здесь нет.

С помощью несложного заклинания Орвехт мимоходом отмечал всех, кто попадал в поле зрения: позже они с Шеро составят списки, кого притянуть к ответу и ограничить в правах за сотрудничество с узурпаторами.

На дым недалекого пожара гуляющая публика не обращала внимания: экая невидаль для сегодняшней Аленды. Зато все начали задирать головы, когда с неба послышался лязг, словно там гремели цепями, а потом из-за крыши Географической Академии с остатками мозаичной карты мира на фасаде показался крухутак. Он летел низко, тяжело взмахивая крыльями, на ноге у него болталась длинная цепь. Гляди-ка, выбрался… И объявился вовремя: все глазели на летуна с капканом, и никто не заинтересовался оборванцем, который шагал вдоль бордюра, деловито оглядывая замусоренные газоны.

По дороге Суно послал мыслевесть Хеледике и назначил место встречи: фонтан в маленьком сквере за Театром Трех Фонарей. Или то, что осталось от фонтана… Раньше на этом пятачке собирались уличные рисовальщики, теперь там была помойка. Облюбованная художниками чайная «Под фонарем» закрылась после того, как ее разгромили шаклемонговцы – из-за картинок, которых в этом заведении висело по стенам великое множество: бывало, что посетители расплачивались своими работами. Как водится, погромщики ссылались на богов, мол-де такие непонятные художества им не по нраву, хотя мнением самих богов на этот счет никто не поинтересовался.

Они ждали возле небольшой белокаменной чаши, загроможденной поломанной мебелью из чайной.

Худощавый парень неброской наружности, штаны ниже колен порваны, в прорехах видны окровавленные бинты. Угрюмый молодой суриец с цепким взглядом битого жизнью охотника. Девушка в замызганной жакетке и мешковатых шароварах, на брови падает челка, в углах губ заеды, лицо в подсохших порезах. Еще одна девушка, одетая, как работница из приличной лавки или торгового дома, а под низко надвинутым капором мерцают золотисто-пепельные глаза, по-кошачьи круглые, колдовские.

– Рад вас видеть. Благодарности и награды потом, когда разберемся с этой поганью. Кем, что с ногами?