— И еще. Патологоанатом, производивший вскрытие трупа Джо Браника, позвонил мне и сообщил, что, по его мнению, с трупом производились некие действия. — Джонс сунул палец в рот и ткнул себя в нёбо, отчего дальнейшие слова его прозвучали неотчетливо. — Там на нёбе разрез. Патологоанатом сказал, что впечатление такое, будто тайно делали биопсию. Судя по всему, это окружной коронер упражнялся. Но я его также обезвредил.
— Видимо, не совсем, — сказал Медсен.
Джонс прочистил горло.
— Я уже позвонил и побеседовал с ним, генерал. Я отзову его лицензию. И завтра же лично переговорю с начальством Мольи и раскручу всю эту интригу. Если он продолжает заниматься этим делом, это будет последнее его дело. У него отнимут жетон полицейского.
Медсен встал — время и терпение его истощились.
— Спасибо, мистер Джонс. Как бы там ни было, от дальнейшего расследования вы отстраняетесь.
— Генерал, я уверяю вас, что все выясню...
— Вы совершили ошибку, мистер Джонс, а ошибок я не терплю и не прощаю. Я предупреждал вас об этом заранее. В моей профессии ошибкам нет места. Вы отстранены. Еще один ваш звонок — и это станет последним вашим делом.
Джонс собрался с духом:
— Но это мое расследование. Я его начинал и хотел бы закончить.
— Этого не будет. Если я узнаю, что вы не оставили его, вы лишитесь работы.
— Генерал, мне неприятно это вам говорить, но я работаю не у вас, а в Министерстве юстиции. Если я буду вынужден, я обращусь к своему начальству, и, думаю, им будет крайне интересно узнать, что Белый дом подтасовывает результаты вскрытия и прячет свидетельство, имеющее непосредственное отношение к делу. Так что, полагаю, для нас обоих лучше будет действовать сообща, в противном же случае лишиться работы мы можем оба.
Медсен достаточно хорошо разбирался в людях, чтобы понимать, что бравада Джонса продиктована не природной храбростью, а отчаянием и страхом. Но все же он вынужден был отдать ему должное. Возможно, есть в нем все-таки кое-какое мужество. Это хорошо. Мужество ему пригодится.
— Утром я позвоню детективу и затребую его сюда, — промямлил Джонс, прерывая гробовое молчание Медсена. — А как только это произойдет, я выясню, кто этот...
Медсен выдвинул верхний ящик стола, вынул оттуда конверт в плотной бумаге, снял скрепки.
— ...его дружок. Если мне понадобится вызвать его повесткой, я...
Медсен перевернул конверт, и оттуда посыпались фотографии. Джонс стоял разинув рот, потрясений глядя на свои изображения — на усеявших стол фотографиях он был совершенно гол и беззащитен, а над ним склонилась затянутая в черную кожу Терри Лейн с хлыстом в руке.
63
Тина протянула по верху коробки клейкую ленту и прижала ее ладонью, соединив таким образом две створки. Она уже хотела перекусить ленту зубами, но конец ее соскочил с катушки. Все: лента кончилась.
Тина взяла черный маркер и аккуратно подписала: «Комната Джейка». Она придвинула коробку к двум другим, стоявшим возле двери в комнату мальчика. Комната опустела и в то же время еще выглядела наполненной. Хорошо бы хозяин не рассердился на эти обои. Увидев их в магазине, она не смогла устоять — объемное изображение кабины шаттла. Иллюминаторы она закрасила черной краской и наклеила пластиковые звезды — получилось космическое пространство. Увидев это впервые, Джейк просто онемел. А потом лицо его расплылось в широченной улыбке. «Вот это да!» — только и вымолвил он.
Она запаковала его плюшевых зверей, вычистила шкаф. С четырех рожков старомодного светильника на потолке еще свешивались леговские самолеты на лесках — их они с сыном собирали вместе. При включенном вентиляторе самолеты словно летели. Как бы запаковать их, чтобы не сломались? Другие стены были украшены постерами с изображениями его любимых спортсменов, разумеется Берри Бондса и тех, кого она сама для него выбрала, — Джо Монтаны, потому что он такой красавец, и Мохаммеда Али, потому что могла многое рассказать Джейку о том, как Мохаммед Али воплотил в жизнь свою мечту.
Она отбросила пряди от лица и воспользовалась минутной передышкой, чтобы забрать волосы в конский хвост. Насколько же больше могла она успеть в отсутствие матери и Джейка, вечно болтающегося под ногами и требующего, чтобы с ним поиграли! И сколько еще предстояло ей сделать! За десять лет, что она снимала эту двухкомнатную квартиру на верхнем этаже перестроенного викторианского дома, они с Джейком успели накопить столько хлама, что хватило бы и на семью из пяти человек. Надо было поторопиться и успеть уложиться к пятнице, когда приедет фургон.
Она присела на кровать Джейка, чувствуя, как подрагивает пол — это по улице проехал трамвай Норт-Джуда. Телефонный звонок Дэвида был для нее неожиданностью, но неожиданностью приятной — по крайней мере, он думает о ней и, может быть, у них что-нибудь и получится. Она с волнением вспомнила, как он просил ее дождаться его в Сиэтле, подождать, пока он разберется с собой и приедет. Как бы она хотела помочь ему или же хотя бы утешить. Но утешений ему не требовалось. Не такой он человек, чтобы ему нужны были утешения.