Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]

Сейчас его ярость горела ровно, как нависшее над горизонтом, но все еще багровое солнце, и Рас не мог позволить ей кануть в никуда, умножая скорбь. Пусть садится на небе настоящее солнце; внутреннее солнце его не покинет. Рас жаждал мести. Первый на очереди Биджагу, следом — Игзайбер. Это он послал Птицу охотиться за Евой, он приговорил ее к смерти. Значит, надо разобраться с Биджагу побыстрее — этот должок требует непременной и безотлагательной оплаты, затем добраться до устья и прижать Игзайбера. А уж после всего забраться на башню — и Птица, и люди, что были в ней, обречены.

Багровый шар над горизонтом его сознания — Рас видел его как бы воочию — набухал и разгорался. Краски внутреннего небосвода стали ярче — воображаемое солнце покатилось вспять, с запада на восток, выворачивая ночь наизнанку, сбрасывая ее, точно змеиную кожу. Такое могло случиться только во внутреннем, воображаемом мире — реальное солнце всегда неумолимо скатывалось за горизонт.

Юноша вернулся на берег. По крайней мере, он не оставил на плоту свою сумку и два топора вонсу; вынув их из-под кустов, куда ранее зашвырнул в спешке, Рас занялся делом. Срубая деревца подходящего размера, зачищая их от веток и снося к берегу, он возился почти целый день до вечера. Связав затем шесты лианами, отправился за пропитанием. Охота, разведение костра и приготовление ужина — Рас испек подстреленного попугая — отняли еще час; стало смеркаться. Отплывать было уже поздновато.

Но через полчаса Рас понял, что до утра на месте не выдержит, и оттолкнул новый плот от берега. Река бережно приняла его в свои объятия и понесла, плавно покачивая. Берега сблизились, течение усилилось — плот увеличил теперь скорость. Внезапно берега, столь долго соседствовавшие, раздались, разошлись в стороны — реки больше не было. Болото, Паучье болото расстилалось перед Расом. Шест, которым юноша толкал плот, на глубине всего нескольких футов увязал в иле — чтобы не потерять его, приходилось соблюдать осторожность.

Солнце уже скрылось за верхушками гор. Небо в просветах листвы еще голубело, но под ветвями сгущался мрак. Точно хвосты бесчисленных змей, повсюду свисали, тянулись к воде лианы. Гроздья огромных мясистых кувшинок неохотно расступались перед плотом. Необыкновенно большие насекомые, едва не задевая щеки крыльями, злобно жужжали вокруг Раса с недвусмысленными намерениями.

Вода, плеснув, омыла палубу и на миг обогрела ноги. Нечто тонкое и длинное шлепнулось Расу на лицо; не успев разобрать что, он смахнул это в сторону. Подняв взгляд, увидел огромного, с голову человека, паука, озабоченно спешащего вверх по паутине. Он показался совсем черным в наступивших сумерках, хотя по предыдущему своему путешествию Рас помнил пауков пурпурными с желтой полосой поперек туловища и четырьмя парами кроваво-малиновых фасеточных глаз.

Вонсу говорили, что укус обведенных желтой полосой челюстей заставляет душу человека исходить в крике до самого конца агонии. И хотя Рас не был вполне уверен в правдивости россказней вонсу, проверять лживость этой байки на себе отчего-то не захотелось. Пауки действительно выглядели зловеще и наверняка могли быть ядовитыми.

Что-то плеснуло серебром рядом с палубой. Рас ахнул с размаху шестом в темноту — и угодил во что-то неподатливое; что-то затрепыхалось в воде. У Раса заныла вдруг старая рана на ноге, след давнего укуса гадюки; он поспешил увести плот подальше.

А через несколько мгновений по его плечу скользнуло нечто твердое и холодное. Вскрикнув, Рас бросился плашмя на палубу. Плот тихо скользил сам по себе, пока юноша, слегка подрагивая, лежал лицом вниз. Но ничего не произошло. Взяв себя в руки, Рас снова заработал шестом. Теперь уже он стоял на коленях и внимательно поглядывал по сторонам. Рас, должно быть, совершенно поседел от паутины, стряхивать которую было нетрудно, но бесполезно — так много ее висело кругом. В очередной раз пальцы наткнулись в волосах на иссохшую мумию большой бабочки. Рас смахнул трупик в воду; медленно кружась, бабочка поплыла прочь.

Ночи стояли еще теплые, но юношу покалывал озноб — словно водяные жуки, выскочившие из холодных, как ледниковый ручей, глубин, карабкались по его коже. Чувство было таким реальным, что Рас, не сумев удержать себя в руках, шлепнул ладонью по плечу. Это казалось похуже леопардов в джунглях. И, в отличие от джунглей, никакой красоты. Одни лишь змеи и пауки, закутавшись в покровы ночи и сочась смертельным ядом, терпеливо поджидали во влажной тишине. Мрачные арки, нарисованные взбудораженным воображением из нависших над водой ветвей и искривленных стволов по бокам, одна за другой вставали впереди — вратами, ведущими к смерти. Паутина хватала Раса своими хрупкими, но настойчивыми лапками. Он уже весь был покрыт ею — закутан сверху донизу, как большая, приготовленная для паучьей трапезы куколка. Даже на шесте вырос набалдашник из клейкого паучьего пуха, и шест представлялся теперь духом, длинным духом окоченевшей змеи. Рас тряхнул головой и запретил себе думать о змеях.