Властелин Урании

Я глянул на его сестру, в тот день я увидел ее впервые. Низкорослая, полноватая, София зато была приятна лицом, за ее обширным лбом скрывался тонкий, проницательный ум, отмеченный веселостью, которой не смог пригасить даже траур по мужу. Она-то и пришла мне на помощь. Мой недуг внушил ей сострадание. И мои дерзкие слова ей понравились. Хирургические замыслы Геллиуса она считала безумием. К тому же, как она заявила, у него не остается времени заняться их осуществлением, ведь королева призывает его к себе в Кронборг.

Потом она приказала налить мне пива в кубок, который я тотчас осушил, и положить на мою циновку лимонную дольку, запеченную в меду. А когда в ее честь давали обед, еще добавила, что ее очень обяжут, если станут обходиться со мной мягко. На остров она прибыла утром, сойдя на берег в сопровождении служанки, маленького сына, черного пса по кличке Турок, двух лакеев с гнедыми конями — они их вели в поводу за кольца, продетые в нос, — француженки-белошвейки и садовника, так как она выращивала растения во все времена года, прикрывая их от мороза стеклянными рамами, которые возили за ней повсюду.

А вот что до жены Сеньора, выглядевшей страшно неестественно в шляпке, из-под которой выбивались ее белобрысые пряди, в прикрывающей грудь прямой пелерине с черными полосками и пышными рукавами, — так вот она больше смахивала на Бенте Нильсон, когда та по утрам, сидя на табурете и глядя на проходивших мимо поденщиков, только что отведавших ее пивной похлебки, еще так недавно ворчала на меня: «Иисусе милосердный, какой же ты грязнуля!»

Урожденная Кирстен Йоргенсдаттер, супруга Тихо Браге, по происхождению совсем не была ему ровней. У нас таких простолюдинок, проводящих жизнь при знатных господах, зовут «слайфред», и даже если над их детьми, согласно датским законам, не тяготеет позорное клеймо незаконнорожденных, двусмысленность их положения тяжким бременем ложится на плечи. Нижняя губа Кирстен уныло отвисала на ее массивный подбородок. Робкая, усердная, она ничего так не любила, как игру на виоле, пение и церковные хоры. Она не спускала глаз с самого высокого из музыкантов, который торчал перед ней, словно заводная игрушечная цапля, ожидая, чтобы Сеньор подал знак и механизм привели в движение.

Однако сейчас хозяин дома хотел слушать не музыку, а меня.

— Подойди, — приказал он.

Я сделал шаг вперед и отвесил поклон всем присутствующим. Енс Енсен Венсосиль, новый пастор церкви Святого Ибба, был на этом обеде в числе приглашенных, еще за столом сидели один дворянин из города Роскилле, где за Сеньором числилось несколько должностей и откуда он получал значительный доход, немецкий астроном, совершенствовавшийся в своем ремесле при гессеннском ландграфе, английский торговец Филд, который назавтра подарил мне живую сороку, и первенец Господина, юный Тюге, чьи голубые глаза вечно взирали на меня с ужасом, который называют священным, ибо в страдании ближнего ему виделись черты Христа.

Охмелев от пива, что со мной, начиная с десятилетнего возраста, случалось частенько, я едва держался на ногах. Дворяне настойчиво побуждали меня напиться допьяна, чтобы поглядеть, как я, сплоховав, буду падать или вывалю все, что съел, перед носом собаки, привязанной к одному из стульев.

— Вчера, — проговорил я, — боясь, как бы господин Геллиус не пожелал вырвать моего братца из моей утробы, я, перед тем как уснуть у себя под лестницей, попросил Господа нашего избавить меня от этого испытания, и тогда я увидел во сне царство мертвых.

— На что оно похоже?

— Оно совсем как земли Исландии, белизна снегов и сияние небес подсвечены пламенем, что вырывается из земных недр, а льды светло-голубые, будто очи девственницы.

— Что еще ты видел?

— Среди облаков я услышал голос моего брата-нетопыря, он меня успокоил: иди, говорил он, я подам тебе знак.

— Что он хотел этим сказать?

— Что он оберегает меня. А насчет знака, это наверняка не что иное, как возвращение того Божьего человека, прибывшего сюда из Исландии, что был так добр ко мне недавно, когда я еще жил у Якоба Лоллике, благодаря которому вы соблаговолили обратить внимание на мой печальный жребий.

— Стало быть, по-твоему, он вернется?

— Я уверен, что он уже в пути.

Сеньор отнесся к этому самоуверенному пророчеству с раздражением.

— Что еще наболтал тебе твой нетопырь?

— Он мне сказал: «Больше не страшись быть отторгнутым от меня, но скорее опасайся, что тебя разлучат с твоим Господином, ибо ты без него погибнешь и от жителей острова не дождешься ни капли сострадания. Но этот благородный муж добр, он справедлив и подобен царице пчел, той, что не кусает, но впятеро крупнее своих сородичей, власть же ее полна благости и милосердия».

Это уподобление, почерпнутое мной накануне из книги символов, крайне мало подходило к сеньору Браге, чье господство над обитателями острова отличалось, напротив, сугубой свирепостью. Впрочем, он и не поверил моим похвалам, отмел их презрительным жестом. Но картины царствия небесного, якобы виденного мной, его очаровали, и он, похоже, впал в меланхолию.