В его голосе слышалось желание, что притягивало ее еще сильнее. Теперь ей уже хотелось ему верить. Сердце бешено стучало в груди, под персиковым платьем из муслина. Внезапно что-то шевельнулось внизу и прижалось к раздраженному потайному уголку ее тела, который помнил еще предыдущее касание. Если
Упершись обеими руками Клаусу в грудь, она решительно оттолкнула его и, не сдержав вырвавшийся из груди стон, выбежала из столовой.
Глава 7
– Миледи, подождите! – закричал Клаус, бросаясь за ней.
Она уже почти достигла лестницы, когда он резко развернул ее лицом к себе. В ее карих глазах блестели слезы, от одного вида которых ему самому захотелось плакать. Он не мог думать ни о чем, кроме как о том, что они появились по его вине.
– Нам нужно во всем разобраться, – произнес он, подталкивая ее в зал напротив.
И так было ясно, что она не до конца верит, что все случившееся ночью было просто сном. Ему нужно было каким-то образом переубедить ее, чтобы они могли продвигаться дальше. Проклиная себя за то, что поддался зову плоти, не смог противостоять безумию брачного периода и зашел слишком далеко, он усадил ее на кушетку и сел рядом.
Если бы прошлой ночью он был в своем естественном состоянии, все могло быть гораздо хуже, особенно учитывая то, что она отвечала ему взаимностью. Когда наступал брачный период, для фэйев не существовало правил приличия, этических и моральных принципов, соображений о пристойности. У них был свой кодекс – эротичный, чувственный, сексуальный, недоступный простым смертным. Обе его ипостаси сейчас вступили в схватку между собой, но каким бы ни был итог, одно он знал точно: он не может ее отпустить. Не сейчас, когда она дала понять, что разделяет его чувства. Не сейчас, когда эти чувства возникли у него самого.
– Прошлой ночью мне приснился сон, милорд. Если, конечно, это был сон… – сказала она. – И я хочу знать, был ли это действительно сон, потому что в противном случае я унизила себя, а вы, сэр, не джентльмен!
– Розмарин у вас под подушкой… – произнес Клаус с деланным безразличием, надеясь, что притворство удастся ему лучше, чем ей. – Иногда от него бывают весьма смелые сны,
Как же очаровательно ее щеки залились краской! Причем не только щеки. Румянцем покрылась и шея, привлекая внимание к мягким округлостям, что таились ниже. Больше всего на свете ему хотелось сейчас к ним прикоснуться. Он в очередной раз проклял брачное безумие, которое раскаленными клещами сжимало пах. Он поерзал, заскрипел зубами, стараясь не обращать внимания на капли пота, выступившие на лбу, и
– Вы изволите поведать мне свой сон? – спросил он.
– Нет! – воскликнула она. – Я хочу уехать, милорд.
– Да будет так,
– И больше никаких травяных отваров?
– Никаких.
– Это касается и меня, милорд.
Он шутливо поднял руки в знак капитуляции.
– Ничего крепче хереса. Даю вам слово. Она запнулась, не зная, как сказать.
– Милорд, вы гуляли в лесу прошлым вечером? – решилась она наконец.
Он помедлил с ответом.
– Я гуляю по лесу каждый вечер, – сказал он. – Мне нравится… как вы это называете… приобщаться к природе. Мне это помогает расслабиться и напоминает о родине, по которой я так скучаю. Но больше всего я наслаждаюсь одиночеством. Я очень ценю личное пространство, миледи.
– Я не… ходила туда… с вами?
– Вам наверняка это приснилось,