Властелин воздуха

Наконец, перекусив и дождавшись, пока на город опустятся сумерки, мы отправляемся навстречу судьбе. Если честно, волнуюсь я жутко. Не знаю, как буду разыгрывать перед матерью Йена любящего сына. Стыдно врать. Но с другой стороны жалко несчастную женщину, которая одного за другим потеряла двоих сыновей. И вот что прикажете делать? Олаф чувствует мой мандраж, но понимает его по-своему – наверное, думает, что я боюсь наткнуться на кого-нибудь из родственников. Пусть амулеты надежно скрывают и мою внешность, но все равно ведь придется отвечать господам на разные неудобные вопросы. А не хотелось бы…

Но все происходит на удивление гладко. Конрада, который встречает нас неподалеку от ворот замка, я узнаю сразу, и в памяти почему-то всплывает, как он прикрывал юного Йена от страшного отцовского гнева – прятал его в одной из многочисленных кладовых, пока князь не перебесился и не сменил гнев на милость. Он не скрывает радости от моего появления, но кажется, чужая личина останавливает его от того, чтобы обнять меня по-отечески. Я сам кладу руку ему на плечо, приветствуя старого слугу:

– Здравствуй, Конрад! Не узнал? Как поживаешь? Как Тереза, как Мирт?

– Живы, и слава Единому. – Лицо его вдруг мрачнеет – Про старшего моего сына слышали?

– Слышал. Прими мои соболезнования.

– И вы, княжич, примите мои. Жаль Ульриха, хороший воин был, смелый, и князь из него неплохой получился бы. Не было в нем лишней жестокости.

Я киваю, и наш разговор быстро затухает – мы подходим к въездным воротам в замок. Массивная кованная решетка уже опущена на ночь, ворота наглухо закрыты, и для прохода осталась лишь небольшая дверца, оббитая железом. Стражники настороженно оглядывают нас, но слова Конрада служат для них пропуском:

– Это купцы к княгине по важному делу. Командир должен был вас предупредить.

– В главный дом?

– Нет, Ее светлость распорядилась проводить их в часовню.

– Проходите.

Прежде, чем попасть в основной внутренний двор замка, нам приходится пройти под длинным гулким сводом проездной арки, потом миновать пару небольших замкнутых дворов и лишь после этого выйти на широкую открытую площадь, мощенную булыжником. На меня потоком обрушивается узнавание, теперь кажется, что здесь мне знаком каждый камень. Но в основной жилой корпус, где расположены все парадные залы и жилые покои, мы не идем, сразу сворачиваем в сторону и дальше проходим по крытой галерее, а потом и через лабиринт узких мрачных коридоров. И если в галерее на стенах еще горят светильники, то в коридорах царит полная темнота – ночью здесь мало кто ходит. О том, чтобы применить магию и создать на ладони факел для освещения дороги, не может быть и речи. Конрад достает масленый светильник и зажигает фитиль, но толку от него немного – его света хватает лишь на то, чтобы не пропустить следующий поворот. Наконец, мы снова выходим на улицу и попадаем в еще один небольшой закрытый двор. Память подсказывает, что именно здесь расположена часовня замка и корпус со старыми гостевыми покоями, которыми давно уже никто не пользуется из-за ветхости. Сердце замирает, а потом пускается вскачь, когда из дверей часовни показывается невысокая женская фигура с такой же масляной лампой в руке. Поседевшие от горя волосы, заострившиеся черты лица… Мы медленно идем навстречу друг другу, и замираем на расстоянии десятка шагов. Мои спутники расступаются, женщина с тревогой и надеждой всматривается в мое лицо, хотя в неверном свете ламп, наверное мало что можно рассмотреть. Я снимаю амулет. Она неуверенно шепчет.

– Йен…?

В глаза появляются слезы, княгиня застывает, непроизвольно зажав рот изящной рукой, чтобы не вскрикнуть.

Мое тело помимо моей воли срывается с места и бросается на призыв этого тихого родного голоса. Его невозможно остановить. Это сильнее меня. В этот момент мне кажется, что я сейчас умру, если не прижмусь губами к ее рукам. И колени мои сами собой подкашиваются и опускаются на брусчатку двора перед княгиней, когда я слышу тихий женский всхлип и ее материнское на выдохе:

– Мальчик мой… слава Единому, ты жив!

Мы стоим, обнявшись посреди двора, и я вдыхаю запах, знакомый с детства. В голове уже все смешалось – я сам больше не понимаю, где мои воспоминания, а где воспоминания Йена. Каким-то непостижимым образом две совершенно разные женщины из разных миров слились для меня в одну, и отныне нет для меня человека роднее в этом мире, чем она. Это и дань моего уважения к Йену, и его последний бесценный подарок мне. Я мысленно обещаю ему заботиться об этой хрупкой женщине до своего последнего вздоха.

– Ох, ну вставай скорее, пойдем в дом! Не нужно, чтобы тебя кто-то здесь увидел.