В Афинах пророчество сделалось достоянием гласности, и для обсуждения его было созвано собрание. Если следовать словам оракула, буквально афинянам следует покинуть свою землю и, избегая столкновения с Ксерксом, где-то далеко-далеко, «на краю земли», основать новый город. И иные профессиональные толкователи, а также старейшие граждане призывали именно к этому – не обольщаться пустыми надеждами и трогаться в путь. В их рассуждении, боги сулят защитить свои собственные храмы, окружив их живой колючей изгородью, наподобие той, что окружает Акрополь. Это и есть деревянная стена пророчества.
Пифия не посулила окончательной победы, ни словом не заикнулась о море или кораблях, не призвала афинян бороться до последней капли крови, да и вообще о войне ничего не сказала. Между тем ничто не могло нанести Фемистоклу и его смелым флотоводческим замыслам такого сокрушительного удара, как неожиданная готовность афинян «повернуться спиной» к персам. Остается одно – перетолковать пророчество так, чтобы оно соответствовало его целям.
Именно в этом духе Фемистокл и выступил на собрании. «Деревянная стена, – заявил он, – это вовсе не живая изгородь, окружающая Акрополь, а флот. Наши триеры, число которых достигает теперь двухсот, станут деревянным бастионом, защитой Афин. Вот что говорит Аполлон на самом деле: плавучая деревянная стена выстоит и послужит будущим поколениям. Не бежать следует афинским гражданам, а садиться за весла и противостоять персам на море».
Большинство согласилось с таким толкованием. Используя достигнутый успех, Фемистокл провел через собрание целый набор экстренных мер. Все граждане, независимо от сословной принадлежности, должны записаться в личный состав флота, большинство – в качестве гребцов. Афиняне не будут ждать решения союзников, они сами проявят инициативу. По настоянию Фемистокла собрание проголосовало за то, чтобы направить суда на север, к Артемисию, и призвать всех греков разделить с Афинами тяготы и опасности войны. Задача флота должна состоять в том, чтобы как можно дольше не подпускать персов к берегам Аттики и уж тем более не дать им проникнуть в глубь Греции. Единогласное решение афинян стало подлинным триумфом Фемистокла.
Важнейшим условием приведения флота в боевую готовность была эвакуация гражданского населения. Фемистокл не мог рассчитывать на то, что все его сограждане мужского пола выйдут в море, оставив в тылу на произвол судьбы беззащитных людей, которые вполне могут стать заложниками. Так что по его же совету собрание приняло приглашение пелопоннесского города Трезена, изъявившего готовность предоставить убежище женам и детям афинских граждан. Трезен считался родным городом афинского героя Тесея и всегда поддерживал с Афинами дружественные связи. Ну а стада афинских землевладельцев и скотоводов будут переправлены на острова.
Как только физически здоровые граждане соберутся за деревянной стеной, а их семьи будут эвакуированы в Трезен, продолжал Фемистокл, афинские старейшины сформируют правительство в изгнании, с резиденцией на Саламине. Это афинская территория, и, пока триеры смогут удерживать армаду персидского царя на расстоянии, здесь вполне безопасно. Фемистоклу удалось убедить сограждан, что, угрожай афинянам на Саламине хоть какая-то опасность, оракул ни за что не назвал бы остров «божественным».
Афиняне жили налегке. Дома у них были простые, пожитков немного, да и те свободно поддаются перемещению. Сам же Фемистокл, пока в прибрежных водах Аттики сновали триеры и паромы, раздавались рыдания и слова прощания, люди снимались с места, скот грузился на транспортные суда, вернулся в Истм. Тут он сообщил спартанцам и другим союзникам Афин о принятом гражданами решении и от имени города призывал всех «разделить опасности» морской кампании.
Лишь одно афинское сословие решительно воспротивилось всеобщей мобилизации – всадники. Они не могли примириться с мыслью о совместной службе с людьми низших общественных классов. У афинских всадников были собственные начальники, так называемые гипархи, и они готовы были выказать открытое неповиновение не только Фемистоклу, но и всему собранию. Трудную ситуацию разрешил сын Мильтиада, молодой афинянин-патриот Кимон. Не достигнув еще и тридцати лет, он тем не менее благодаря твердому характеру успел стать вожаком всадников. По отношению к Фемистоклу лично он не испытывал никаких особенных чувств, но город любил. Собрав группу друзей, Кимон повел их пешим ходом в Акрополь. Там, на большом жертвеннике, он торжественно посвятил упряжь своего боевого коня Афине Палладе и оставил ее на попечение богини. А затем вместе с друзьями слился с простонародьем и отправился в Фалерон. То ли воодушевленные, то ли пристыженные этим примером, остальные всадники последовали за ними на суда.