Властелины моря. История золотого века греческого флота

…Кто доблестен, дерзай,

Бездействуют лишь слабые и трусы.

Избороздить соленый путь веслом

И от меты ворочать… Нет, товарищ!

Эврипид. «Ифигения в Тавриде», пер. И.Анненского

После капитуляции города со всем его флотом восемь афинских триер под командой Конона еще оставались на свободе. Беглецы нашли убежище на Кипре, далеко за пределами досягаемости спартанцев. Высадились они у стен старинного города, само название которого порождало благоприятные ассоциации — Саламин. Его властитель-грек, царь Эвагор, был подданным царя Артаксеркса, однако тайно лелеял надежду освободить от персидского владычества весь Кипр. Эвагор гостеприимно встретил нежданных пришельцев и предложил кров всем полутора с лишним тысячам людей Конона. Это было все, что осталось от афинского флота. Но пусть мала была эта часть, пусть рухнул дом — свобода оставалась. А там, где теплится жизнь, сохраняется надежда.

Перевалив к этому времени за сорок, Конон мог подводить итоги своей десятилетней карьеры морского военачальника. Послужной список его был неоднозначен. При Эгоспотамах, и не только там, ему удалось уйти от участия в сражениях, в которых другие стратеги потеряли свой престиж, а кое-кто и жизнь. В ходе сицилийской экспедиции Конон повел свой отряд прикрывать Навпакт, избежав тем самым поражения и гибели при Сиракузах. Два года спустя он оказался в стороне от бунта моряков на Самосе — воевал тогда на Керкире. После того как рулевой Алкивиада столь бездарно проиграл бой у Нотия, именно Конон возглавил деморализованных моряков, но сам он не разделил с ними горечи поражения. Точно так же лишь издали, со стен Митилены, где его запер спартанский флот, наблюдал Конон бой у Аргинусских островов. Слава от него бежала, но способность вывернуться из любой ситуации за ним должен был признать всякий. И вот сейчас стремительное развитие событий на далеком Эгейском море перемещало Конона в самый эпицентр драмы.

Если бы среди спартанских лидеров царило согласие и если бы они с должным уважением относились к другим грекам, афинская демократия и морская мощь Афин рисковали уйти под воду, не оставив и следа. «Свободу грекам!» — таков всегда был боевой клич Спарты в ее войне с Афинами. Но не прошло и нескольких месяцев после окончания войны, как спартанцы отвернулись от тех самых союзников, благодаря которым и одержали в немалой степени победу. В обмен на персидское золото, которым щедро поддерживались ее морские операции, Спарта вернула Царю царей азиатские города. На островах хозяйничали свирепые наместники, поставленные Лисандром. Разлетевшиеся во все стороны осколки афинской морской империи были быстро перекованы в еще более суровый режим морской империи Спарты.

Покрывая расходы на содержание своего вновь построенного флота, спартанцы взимали дань, более чем вдвое превышающую установленную Аристидом Справедливым. При афинской власти союзники жаловались на то, что искать справедливости против злоупотреблений местного начальства всякий раз приходится в Афинах. Но при новом режиме, как выяснилось, апеллировать вообще некуда и не к кому. Спартанские власти, даже рядовые граждане Спарты с законом не считались, и ничто не могло обуздать их корысть, страсть к обогащению, природную склонность командовать.

Спартанская спесь была чревата тяжелыми последствиями для самой Спарты. Повторяющиеся набеги на сатрапов Малой Азии восстанавливали против нее старых союзников-персов. Более всего страдал от этих набегов Фарнабаз, чьи владения располагались вдоль побережья Геллеспонта. Этот пылкий вождь прославился тем, что однажды, не слезая с лошади, поплыл на помощь спартанцам, пытающимся не дать афинским триерам приблизиться к берегу. Так что над Спартой сгустились тучи, когда разъяренный Фарнабаз отправил гонца в Сузы с требованием положить конец творящемуся безобразию. Сделать это можно, полагал он, с помощью морской операции — она отвлечет спартанцев от действий на суше.

Царь Артаксеркс II, правнук Ксеркса, согласился и поставил во главе операции единственного опытного морского военачальника, находившегося в пределах досягаемости, — Конона, в чье распоряжение по его приказу поступают триеры с Кипра, а также из Киликии и Финикии. Лишь семь лет прошло с тех пор, как один персидский владыка взял на свое обеспечение моряков Лисандра, сражавшихся при Эгоспотамах. Теперь афинянин Конон в одночасье вынырнул из тьмы изгнанничества на авансцену новой военной кампании.