Властелины Пограничья

- Стащила?

- Купила, - улыбнулась Лянка.

Глава 6.

Маленькая детская тайна, связала доктора и Лянку. Они стали практически неразлучны. Доктор постоянно сопровождал куда-то Лянку, а она, не смотря ни на что, оставалась дома, когда ван Чех занимался с профессором.

Анна смотрела на эту дружбу с умилением, одобряя ее. Дер Гловиц - с тупым непониманием и ревностью, частенько срывал на ученике свое раздражение, относился к нему пренебрежительно. Причины этого ван Чех понимал, но дружбы с девочкой заканчивать не собирался. Он по-новому переживал все самые сладкие моменты детства, которое помнил смутно. Нервность профессора действовала ему на нервы, но ссориться с учителем он не хотел.

Спустя две недели Вальдемар решился обсудить с дер Гловицем проблемы Бонни, кратко изложив суть, он скромно замолчал. Профессор тяжело вздохнул, словно ему предстояло учить высшей математике умственно отсталого школьника.

- Детство безусловно должно быть восстановлено в памяти, - изрек он, наконец, - Хотя я и противник этого озабоченного немецкого старикашки, но не могу не признать, в одном он был прав: большинство наших проблем завязались еще в детстве. А большинство душевных болезней связаны с фрустрацией и внутренними запретами.

Доктор кивал, ничего нового для него пока не было.

- Вот ты помнишь свое детство? - в лоб спросил дер Гловиц.

Ван Чех задумался.

- Где-то класса со второго помню.

- А раньше?

- А раньше только с рассказов родителей.

- Ты рос отсталым? - брезгливо спросил профессор, и без того выдающийся подбородок еще больше продвинулся вперед.

- От чего же отсталым? - ван Чех удивился и обиделся, - В детстве меня мучил кошмар, самый большой страх был, что отец уйдет на работу и не вернется.

- Чем он был вызван?

- Очень смутно помню. Отец, кажется, тонул, - доктор старательно хмурился, но вспомнить ничего не мог.

- Это блок. Память вытерла из доступа сознания важное впечатление детства. Я покажу тебе на примере тебя самого, как снимать этот блок.

- Но я ничего не помню, - ван Чех вдруг заволновался.

- Это не страшно. Итак, сейчас я введу тебя в транс.

- Может не стоит? - ван Чех начал трусить.

- Как хотите, - презрительно бросил дер Гловиц.

Ван Чех колебался. Ему упорно не хотелось ворошить собственно прошлое, причем настолько упорно, что постепенно он начинал звереть. С другой стороны это необходимо было Бонни, что важнее, его, докторских, настроений.

- Хорошо. От этого не один я завишу. Я готов, - твердо ответил он.

Дер Гловиц устало вздохнул и нарочито лениво встал напротив доктора.

- Смотрите мне в глаза, Вальдемар Октео ван Чех, - дер Гловиц наклонился с высоты своего роста к сидящему.

Ван Чех смотрел в глаза профессору, слушал формулу и не чувствовал, как дер Гловиц проверяет расслабление, как отклоняется, как задает вопросы. Доктор смотрел цветное кино со всеми подробностями, которое показывали с той стороны сетчатки.

- Зря ты так, Оскар, утонет еще! - плюнул на речной песок долговязый парень, он говорил громче, чтобы мальчик слышал.

- Или сом сожрет, - поддакнул еще один, он сидел на корточках и что-то чертил палкой.

Вальдемар два раза глубоко вздохнул и зашел в воду дальше. Перед ним смутно маячил другой берег. Так далеко нужно плыть! Но он должен доказать, что не трус, что может переплыть эту реку… Впереди вода была спокойная, лишь кое-где темнели завихрения водоворотов.

Вальдемар лег на воду. Он поплыл, стараясь взглядом не терять тот берег. Он старательно двигал руками и ногами, как учили. Вскоре дыхание его сбилось, а левую ногу пронзила боль. Но Вальдемар стиснув зубы, упрямо пытался плыть дальше. Плавное течение реки сносило его от намеченной цели.

- Валя! Валя, придурок, поворачивай, - стали кричать с берега.

Он опустил ноги, чтобы развернуться и посмотреть, что происходит. Мальчика тут же потащило вниз, он непроизвольно глотнул холодной речной воды. Забил руками, и кое-как выбрался на поверхность.

Тонкий, болезненного вида мальчик безуспешно боролся со стихией. Водоворот это не шутка. С любой рекой, а тем более с такой шутить нельзя ни в коем случае.

Мальчик был далеко от берега. Он безуспешно пытался лечь на воду, его засасывало на дно. Он доходил до последней истерики, но не кричал. Отец бы не стал кричать, например. Вальдемар выбивался из последних сил. Он бы давно уже сдался, но только воспоминания о том, как он однажды видел утопленника, не давали покоя. Давно, целую вечность назад.

Он плохо помнил, когда именно, видел, как из реки вытаскивали мужчину. Все говорили: "Купался пьяный!". Мужик был очень неприятный. Весь раздувшийся от воды, лица не узнать. На него тут же садились полчища мух. Раздуться, бог с ним, а вот чтобы на тебя садились мухи, это и правда не приятно, совершенно. Очень не хотелось чтобы, когда тебя вытащат из воды на тебя садились мухи. И потом умрет, и что он будет делать? Кто будет его кормить, читать сказки? Придется ждать пока папа и мама умрут, а он очень не хотел, чтобы они умирали. Поэтому Вальдемар боролся со стихией изо всех своих мальчишеских сил.