Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана (Авторы жизнеописаний Августов)

XXXI. (1) После полудня он занимался писанием заключений и чтением писем; при этом всегда присутствовал секретарь, докладчик по прошениям и секретарь-напоминающий. Иногда, если по состоянию своего здоровья они не могли стоять, они сидели. Писцы или правители канцелярии[633] прочитывали все, а Александр собственноручно приписывал то, что считал нужным, руководясь при этом мнением того, кто считался наиболее красноречивым. (2) После писем он принимал всех друзей[634] вместе и со всеми одинаково беседовал; никогда ни с кем он не виделся наедине, кроме своего префекта,[635] – именно – Ульпиана, который был раньше – ввиду своей необыкновенной справедливости – его помощником. (3) Если же он приглашал кого-либо другого, то приказывал призвать и Ульпиана. (4) Вергилия он называл Платоном поэтов и изображение его вместе с изображением Цицерона имел в своем втором помещении для ларов, где находились изображения Ахилла и других великих мужей. (5) Изображение же Александра Великого он почитал как святыню в большем помещении для ларов среди лучших и обожествленных мужей.

XXXII. (1) Никогда никого он не обидел ни из своих друзей и приближенных, ни из управителей и начальников дворцовых ведомств. (2) К префектам он всегда относился с уважением, утверждая, что тот, кто заслуживает обиду со стороны императора, должен быть осужден, а не отставлен. (3) Смещая кого-либо из начальственных лиц, он добавлял: «Государство благодарит тебя». При этом он одаривал его, так что тот, став частным человеком, мог жить вполне прилично сообразно со своим положением; дарами были – земля, быки, лошади, хлеб, железо, средства на постройку дома, мрамор для его отделки и другие материалы, которых требовал характер постройки. (4) Золото и серебро он редко уделял кому-нибудь, за исключением воинов, говоря, что человек, ведающий расходованием государственных средств, не имеет права обращать на свои удовольствия и удовольствия своих приближенных то, что доставили провинциалы. (5) Золото, получаемое в качестве налога с торговцев, и венечное золото он сложил с Рима.

XXXIII. (1) Он назначил в Риме четырнадцать попечителей города[636] – из бывших консулов. Им он приказал разбирать городские дела вместе с префектом Рима, причем при рассмотрении дел требовалось присутствие всех или большинства. (2) Он учредил корпорации виноторговцев, продавцов бобов, сапожников и вообще корпорации всех ремесел, назначил им защитников из их среды и указал, какие из них подсудны каким судьям. (3) Актерам он никогда не дарил ни золота, ни серебра; с большой неохотой дарил он им деньги. Он отнял драгоценные одежды, розданные Гелиогабалом. Воинов, которых называют показными, он одевал в одежды не драгоценные, но красивые и блестящие; он не назначал большого количества золота и шелка на знаки отличия и царскую обстановку, утверждая, что власть заключается в доблести, а не во внешнем убранстве. (4) Он снова ввел в свое личное употребление грубошерстные хламиды Севера и туники без пурпура или с длинными рукавами, а также алые и пурпурные небольшие греческие плащи.

XXXIV. (1) Он не признавал золота на пирах. Бокалы у него были всегда недорогие, но изящные. Вес его серебряной посуды никогда не превышал двухсот фунтов. (2) Карликов, карлиц, дураков, продажных мужчин – певчих, всяких виртуозов и пантомимов он подарил народу. Тех, кого нельзя было использовать, он роздал поодиночке на прокормление отдельным городам, чтобы жители последних не испытывали неприятного чувства при виде нищих. (3) Евнухов, которых Гелиогабал держал для участия в его позорных совещаниях и выдвигал на должности, он раздарил друзьям; при этом он вынес решение: если они не возвратятся к добрым нравам, их разрешается убить без приговора суда. (4) Распутных женщин, огромное число которых он нашел во дворце, он приказал предоставить народу, а продажных мужчин, с которыми тот негодяй обычно предавался мерзейшему разврату, он отправил в ссылку, причем некоторые из них утонули во время кораблекрушения. (5) Ни один из его слуг не носил золоченой одежды даже на парадных пирах. (6) Когда он пировал среди своих, то приглашал либо Ульпиана, либо ученых людей для просвещенных бесед, которые, как он говорил, восстанавливали его силы и питали его. (7) Когда он пировал в домашней обстановке, у него на столе была книга, и он читал, чаще – по-гречески. Однако он читал и латинских поэтов. (8) Его парадные пиры отличались той же простотой, что и частные; увеличивалось лишь количество полукруглых лож и число сотрапезников, что было ему неприятно: он говорил, что ест в театре или в цирке.