Властелины Срединной Тьмы

Корабль стремительно приближался, закрывая собой ветровое стекло. Наконец скиммер коснулся земли, дверца открылась, лейтенант отстегнул привязные ремни и вышел наружу, прихватив с собой идентификатор. Обменявшись приветствиями с встречающими, он вставил его в соответствующий разъем на панели управления космопорта. Местный компьютер был напрямую связан с Главной Системой, но компьютер Центра произвел перекодировку записей, и теперь Сон Чин была официально зарегистрирована как Чу Ли, пятнадцати лет, рожденный в Паотине, провинции Хопе, арестованный за нелегальную деятельность и подлежащий пожизненной высылке в Экспериментальный Центр Мельхиор. От настоящего Чу Ли не осталось и следа, и в самое ближайшее время кто-то должен был поплатиться за это головой.

Заключенным было приказано выйти, и мальчики впервые смогли как следует разглядеть девушек; они выглядели подавленно и казались старше своих лет. У обеих действительно были шрамы на лице. Ужасные шрамы.

Арестантов провели к лифту, который поднял их на верхний уровень, к месту промежуточного заключения. Короткий коридор с обоих концов перекрывался прочными дверями, просматривался телекамерами и охранялся часовыми, но четыре камеры оказались всего лишь бывшими кабинетами. Никакой мебели, естественно, не имелось, за исключением отслуживших свой срок армейских тюфяков и ручных умывальников. В каждой камере стоял кувшин воды и несколько пластиковых стаканов. В туалет, единственный на всем этаже, разрешалось выходить только в сопровождении часового.

Чу Ли втолкнули в камеру вместе с одной из девушек.

– Так нельзя! – запротестовал он, но охранник лишь ухмыльнулся.

– Нам приказано держать эту парочку порознь. Вдвоем они слишком хорошо управляются с замками. Если ты уже достаточно взрослый, можешь попробовать поразвлечься, нам на это наплевать.

Дверь захлопнулась, и они остались одни. Девушка смотрела на Чу Ли, не говоря ни слова, и в глазах ее застыло загнанное выражение. Лицо ее было изуродовано двумя большими неровными шрамами.

– Не беспокойтесь, – ободряющим тоном сказал он. – У меня есть чувство чести, и я ничего не сделал бы вам, даже если бы мог.

Она слегка успокоилась.

– Что вы имеете в виду – "если бы могли"? – Голос у нее был высокий, а в произношении чувствовался крестьянский выговор.

– Мне не совсем удобно об этом говорить.

– Нет ничего такого, о чем вам было бы неудобно говорить со мной. Я потеряла все, даже честь. Перед отправкой нас.., нас отдали охранникам на два дня и две ночи.

Он не знал, что ей сказать. Наконец он выговорил:

– Вы не должны стыдиться этого, по крайней мере мне так кажется. Они сделали это против вашей воли, значит, обесчестили себя, а не вас.

На мгновение она застыла, а потом из глаз ее покатились слезы, Чу Ли растерянно шагнул к ней; она бросилась ему навстречу и зарыдала навзрыд, а он неловко держал ее в объятиях. Чу Ли был как раз в том возрасте, когда юноши только-только начинают понимать, что женщины – совсем иные существа, иные, но до странности необходимые, и впервые он обнимал девушку. Хорошо, подумал он, что она может положиться на меня; как ни жестоко обращались с нами, ей пришлось намного хуже.

Потом Чу Ли осторожно подвел ее к тюфяку, усадил и, сев рядом, стал ждать, пока она выплачется. Она цеплялась за него, как за единственную надежду, хотя они, считай, только что встретились и даже не знали имен друг друга.

Наконец она всхлипнула в последний раз и затихла, он спросил, не хочет ли она воды; она молча кивнула. Вместе с чашкой он принес ей бумажное полотенце – вытереть глаза.

Раньше она была очень хорошенькой, это было видно с первого взгляда. Не красавицей, но с приятным личиком, и от этого шрамы казались еще безобразнее. Один начинался у краешка рта и тянулся до самого уха, нелепо оттягивая губу, так что были видны два зуба; другой был больше и шел горизонтально. Багровые рубцы выделялись на гладкой коже, словно горные цепи на рельефной карте. Помогая ей вытереть слезы, Чу Ли ощутил странное волнение, и, хотя ее шрамы бросались в глаза, на какое-то время ему показалось, что это не имеет значения.

– Простите, – сказала она, шмыгая носом. – Я.., я всегда была сильной. Простите, что я позволила вам увидеть меня в таком виде.

– Не волнуйтесь, – ответил он. – Должно быть, вы действительно сильный человек, если смогли выдержать это и не сойти с ума.

– Быть может, я и сошла с ума, – печально сказала она. – Я жила в кошмаре, и вы первый мужчина, который был добр ко мне.

– Только наполовину мужчина, – возразил он, сам не подозревая, как много правды в его словах. После ее признания он чувствовал, что должен ответить ей тем же, и надеялся заронить в нее мысль, что она не одинока в своем страдании. – Охранники били меня как раз по тому месту, которое делает человека мужчиной, и хотя сейчас боли нет, я думаю, что повреждения очень серьезны. Я со стыдом говорю вам об этом.

– О! Пожалуйста, извините меня. Чу Ли сделал протестующий жест: