Властелины удачи

За время отсутствия Джонаса дедушка умер. Без него гасиенда опустела. Теперь после обеда Вирхилио Эскаланте предлагал ему выпить бренди, выкурить сигару. Он поехал с Джонасом в город и оставил его заботам лучшей молодой puta, какую могла предложить Кордова. Бат не отказался. Потом он не раз бывал у нее. Она многому его научила.

По окончании отпуска он вернулся в госпиталь в Уолтер-Риде. Война закончилась, и его обещали демобилизовать, как только будут готовы все документы. Он навел справки о капрале Прицо. Молодой человек остался в живых и теперь обретался дома, на своей ферме вблизи Уэткинс-Глена. Он справился о Джерри Рабине и узнал, что энсин Джерри Рабин погиб в битве в Коралловом море. Капитан, теперь майор, Граймс находился в Японии: профессиональный военный, он остался в армии. Сержант Дэйв Эмори вернулся в Бостон.

Бат подал заявление в Гарвард с просьбой разрешить ему возобновить учебу с осени сорок шестого года.

До осеннего семестра оставалось шесть месяцев. Бат купил автомобиль: «кадиллак» выпуска тридцать восьмого года. Поехал в Уэткинс-Глен и навестил капрала Прицо. Потом прибыл в Кембридж и начал подыскивать место для жилья. Возвращающиеся с войны ветераны не хотели жить в общежитиях. Не было такого желания и у Бата. Он искал себе квартиру.

Бат вспомнил, что Дэйв Эмори жил в Бостоне. Он позвонил бывшему сержанту, и они встретились в кембриджском пабе. Заказали пиво, сандвичи.

К воспоминаниям они обратились уже после первой кружки.

— Ты спас мне жизнь, — напомнил Бат Дэйву.

— Как бы не так. Ты уже упал. Они не тратили патроны на лежащих.

— Так они могли бы потратить их на тебя, когда ты бежал ко мне.

Дэйв покачал головой:

— Все равно надо было куда-то бежать. Другие бежали к восточному краю моста, где огонь был плотнее. Я, возможно, спас свою жизнь, оттаскивая тебя за балку.

Такой же высокий, как и Бат, Дэйв Эмори был куда крупнее его. Широкие плечи, мощный торс, мускулистые руки и ноги. На его мясистом лице редко появлялась улыбка, но он обладал тонким чувством юмора, и его остроты всегда били в точку. На два года старше Бата, осенью он возвращался на последний курс. А потом намеревался закончить юридическую школу.

— Что ты делаешь этим летом, Дэйв?

— Ничего. Деньги у меня есть. Буду сидеть у радиоприемника да посасывать пиво. Полагаю, я имею право немного отдохнуть, прежде чем вновь браться за дело.

Бат нахмурился. Почесал подбородок.

— Тебе скучно?

Дэйв склонил голову на бок, втянул уголок нижней губы меж зубов. Помялся, прежде чем ответить:

— Да. Наверное, скучно. Ты меня понимаешь.

— Естественно, понимаю. Это был чудовищный кошмар, Дэйв, но только там можно чувствовать себя настоящим мужчиной. И едва ли что с этим сравнится. Мы должны себе в этом признаться. Будем молить Бога, что никогда в жизни нам более не придется… Но уж скуке там места не находилось. Неужели вся наша оставшаяся жизнь будет скучной в сравнении…

— Ты абсолютно уверен, что хочешь вернуться в Гарвард? — спросил Дэйв.

— Нет. Но должен же я что-то делать, а ничего более подходящего я не вижу. Кроме того… я не хочу разочаровывать маму.

Дэйв хохотнул:

— Очень веская причина. Сколько тебе лет, лейтенант? Двадцать один?

— Еще нет, но, пожалуйста, не называй меня лейтенантом.

— Так что нам делать со скукой? — полюбопытствовал Дэйв. — Найдем пару баб?

— Когда я приехал домой прошлой осенью, мой отчим свел меня с лучшей местной проституткой. Я об этом не жалею, но… — Бат пожал плечами.

Дэйв кивнул.

— На первом курсе, — продолжал Бат, — в конце сорок второго и в начале сорок третьего, мой сосед по комнате ни о чем не мог думать, кроме как о женщинах. Он говорил, что не хочет умереть девственником. Ну… ему это удалось. Он умер, но не девственником. Господи, сколько мы на это положили сил! Моя первая женщина… Теперь-то я знаю, что в ней не было ничего особенного, но тогда…

— Первый раз запоминается, — подтвердил Дэйв. — Потом все иначе. Покров тайны сорван…

— Я ужасно боялся, что меня подстрелят. А потом меня ранили. Ты знаешь, дважды. Удовольствие, конечно, маленькое. Но меня могли и убить. Или искалечить.

— Тебе же пробили легкое, не так ли? Я видел, как кровь бежала у тебя изо рта.

— В легкое попали осколки ребер. У немцев хорошие патроны. Пули пробивают насквозь. А вот костяные осколки — нет. Давай поговорим о чем-нибудь еще.

— Тебе нужен сосед по комнате? — спросил Дэйв.

— Конечно.

— У тебя есть машина. У меня тоже. Это означает, что нам не обязательно жить в Кембридже. Почему бы нам не устроиться в Лексингтоне? За такую же квартиру мы сможем платить меньше, а пять или шесть миль на машине — сущий пустяк.

— Договорились, — кивнул Бат.

— Но прежде чем мы поселимся вместе, я бы хотел получить у тебя ответ на один вопрос. В роте тебя считали человеком загадочным. Мы даже не знали, как тебя зовут.

Бат сухо улыбнулся:

— Меня зовут Джонас Энрике Рауль Корд-и-Батиста.

— Корд! Джонас… Джонас Корд!

— Мой отец. А Фульхенсио Батиста — родной дядя моей матери.

— Но ты взял фамилию Батиста, а не Корд.