Вторая миссис Максим активно участвовала в деятельности демократической партии. В сорок четвертом году ее избрали делегатом на национальный конгресс. Она прилагала немало усилий, чтобы Антония встречалась со всеми известными политиками-демократами, приезжавшими на юг Флориды. Так Антония познакомилась и с сенатором Гарри Трумэном, который баллотировался в вице-президенты в паре с президентом Рузвельтом. Мистер Трумэн заметил, что и у него дочь того же возраста (на самом деле Маргарет Трумэн была на два года старше), и выразил надежду, что Антония Максим будет столь же убежденной сторонницей демократической партии, как и его дочь.
Осенью сорок четвертого года она прибыла в Кембридж, штат Массачусетс. И в первый же день ее охватила тревога, даже страх. Она показалась себе безнадежной провинциалкой, неопытной, наивной, плохо образованной. Через месяц пессимизма у нее поубавилось, она еще признавала за собой провинциальность и неопытность, но уже не считала себя более наивной или плохо образованной по сравнению с сокурсницами. К концу семестра у нее уже сложилось твердое убеждение, что провинциальности в ней, может, и поменьше, чем у многих. Поскольку никто не мог конкурировать в провинциальности с нью-йоркцами, разве что уроженцы Новой Англии. Она уже знала, что ни в чем никому не уступает.
Только в одном, пожалуй, они стояли на ступень выше. Тони не видела не только Парижа или Лондона, но даже Техаса или Калифорнии, а вот они там бывали и могли без умолку болтать о тех или иных отелях и ресторанах, гадая, переживут они войну или нет. Когда же разговор заходил о том, где и как девушек лишили невинности, Тони как бы забывала заднее сиденье «паккарда» и говорила, что случилось это на плоской крыше во время воздушной тревоги, в реве низко летящих самолетов. Никто из них не мог придумать что-либо более удивительное.
Училась она блестяще. Специализировалась по истории, изучая также политологию и иностранные языки. Мать написала ей письмо, предлагая встретиться с бостонским косметологом, рекомендованным кем-то из ее друзей. С ее внешностью, полагала мать Тони, она может стать манекенщицей или даже актрисой.
У Тони появились и приятели. Юноши, которых не призвали в армию, были… слишком молоды. Многие из вернувшихся ветеранов уже успели жениться. Других отличала замкнутость, некоторых — агрессивность. Она встречалась с двумя и одному даже отдалась, но они разошлись в разные стороны, не ощутив взаимной тяги друг к другу.
Во время весенних каникул на первом курсе она встретилась с мачехой в Вашингтоне, где та представила Тони многим сенаторам и конгрессменам. Побывала с ней Тони и в редакции «Вашингтон пост», где познакомилась с издателем и редакторами ведущих отделов. В номере отеля Моргана и Тони поговорили о том, что будет делать Тони, закончив Рэдклифф. Собирается ли она замуж? Нет, вроде бы не за кого. Интересует ли ее политическая кухня? Да. Понравился ли ей Вашингтон? Да. Это хорошо. Тогда… Может, ей начать свою карьеру помощником кого-либо из конгрессменов? Моргана пообещала навести справки.
5
На последнем семестре своего выпускного курса она записалась в класс аномальной психологии, полагая, что эти знания ей пригодятся в работе. Занятия начинались в восемь часов, поэтому на первое многие пришли с бумажными стаканчиками кофе, еще не выкурив первую утреннюю сигарету. Тони, поставив на подлокотник полный стаканчик, щелкнула «зиппо». Она была в синих джинсах и белой мужской рубашке, которую носила навыпуск, не застегивая верхней пуговицы, коричневых сандалиях и белых носках. Из восьми студенток, решивших познакомиться с аномальной психологией, лишь двое одевались иначе: джинсы и мужские рубашки стали в Рэдклиффе униформой.
Профессор начал с объявления, что курить в аудитории он разрешит, лишь когда погода позволит держать окна открытыми. В противном случае — никаких сигарет.
— А почему надо ждать, пока погода испортится? — раздался вопрос с заднего ряда.
Обернувшись, Тони увидела симпатичного парня с ярко-синими глазами. Он тоже носил белую рубашку, но заправленную в брюки цвета хаки. Она уже хотела пронзить его вызывающим взглядом, даже выпустить струю дыма ему в лицо, но передумала. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Он едва заметно улыбнулся.
— Мне нравится ваша идея, мистер…
— Батиста.
— О да. Мистер Батиста. Мне нравится ваша идея, но полагаю, нам придется придерживаться первоначального плана, чтобы не вызвать ломку у пристрастившихся к никотину.
Тони слышала о Джонасе Корд-и-Батиста, которого обычно звали Бат. В Кембридже его знали. Вроде бы он был незаконнорожденным сыном промышленного магната Джонаса Корда и состоял в родстве с бывшим и, возможно, будущим президентом Кубы, Фульхенсио Батиста. Разумеется, он воевал и вернулся с войны раненным и награжденным. В Кембридже он учился уже второй год, но она увидела его впервые.
— Надеюсь, дым моей сигареты не достиг вашего носа? — спросила она Бата после занятий.
— Надеюсь, мое предложение не помешало вам насладиться сигаретой? — ответил он вопросом на вопрос.