Властию Его, мне данною…

Она в его руках… нет, не таяла воском, а превращалась в странное существо – то ли мифическую деву-птицу, то ли кентавршу… Головой – еще "человек разумный", только исполненный бесконечной ангельской нежности. Начиная с припухлых губ – страстно влюбленная женщина, забывшая обо всем на свете. А ниже – безрассудная самка животного во власти природного инстинкта, сметающего разум. "Родная моя…" И вновь она – лишь бесплотная чистая душа, парящая в заоблачной нежности… Даже сейчас, стоит закрыть глаза, верится, что он любил ее тогда, хотя… "С семейной жизнью только придется подождать. Пока с работой все не определится. Может, мне придется временно повиснуть на шее у родителей." Больше никогда Неля не ставила елку в своей комнате, и вообще встречать Новый год не любила. Просто пережидала эти два дня нелепого порхания надежд, до второго января, когда жизнь возвращалась в пресную будничность.

***

Неля не могла подлавливать Стаса в буфете или вызвать из отдела у всех на глазах, свой роман они не афишировали. Приходилось вечером звонить ему домой. Дважды трубку брала мама, дама строгая, неразговорчивая и коротко говорила, что Стаса нет. На третий день, каменея от страха и стыда, Неля решилась ехать к нему сама, нельзя больше терять время и тянуть со сроком. Дверь открыла опять же его мама, Виктория Кирилловна – неулыбчивое лицо, стянутые узлом темные волосы и удивленно-встревоженные глаза. За весь прошедший год, для Нели ставший целой эпохой, они встретились всего пару раз, да и то по недоразумению, типа "возвращаются родители с дачи…" Очень скомкано, с взаимным чувством неловкости и обидной торопливостью Стаса. Обычно он приезжал к Неле, оставаясь допоздна, и ее мама относилась с пониманием, хотя без восторга.

Сейчас, неожиданно увидев в дверях трясущуюся, с онемевшим языком Нелю, Виктория Кирилловна несколько секунд была в замешательстве… Но внезапно что-то дрогнуло между ними, они потянулись друг другу взглядами, словно – бредовая мысль! – она, Неля, стала необходима матери Стаса. Будто надвинулось непоправимое, уничтожившее все преграды.

"Его действительно нет дома. Но зайди, мне нужно кое-что сказать… Ты, видимо, не знаешь. Стас собрался жениться." Расстроенное лицо Виктории Кирилловны поплыло куда-то в сторону, и следом вся комната… Неля судорожно вздохнула, но ком заткнул горло, глаза заволокло мутью… Вот она, проявленная наконец реальность. Последние полтора месяца ее жизнь была, как в негативе, где все вывернуто наизнанку и невозможно узнать знакомое лицо. Но миг – и казавшее просто недомолвками обернулось подлым обманом. Его раздражительность из-за надвигающихся проблем с работой – новой любовью, да к тому же "любовью с интересом". А она-то переживала за Стаса – куда он сможет устроиться после ликвидации их НИИ? Дура, не о том горевала.

"Значит, ты не знаешь. Ведь я ему говорила! И жениться это еще полбеды, главное – на ком. Она – дочь священника. Где они, когда?.. В общем, Стас теперь серьезно ударился в религию. А был даже некрещеный. Мы с мужем к религии равнодушны. врачи полагаются на знания, а не молитвы. Но одно дело креститься и ходить в церковь, а другое – войти в семью священника со всеми их устоями. Это ему не игрушки! В случае чего, даже развестись нельзя. Но Стас уперся, нас с отцом не слышит – хоть о стену расшибись! И что-то здесь вообще странно… Я почему тебе рассказываю – чтобы потом не рубить хвост по частям, когда он сам надумает объясниться. Ты уж прими, как есть. Больше нервов сбережешь, хотя все понимаю…"

У Нели не было сил взглянуть ей в лицо, она видела только нервно сцепленные в замок руки с коротко подстриженными ногтями – руки больничного врача, не знавшие показного маникюра. И голос – глухой, отрывистый, не допускающий колебаний и сентиментов. Должно быть, так сообщают пациенту о смертельной болезни… Нервы сберечь? Да она в таком состоянии, что вот-вот рухнет в ноги Виктории Кирилловне – я беременна!

* * *

После объяснения со Стасом первая осознанная мысль была о самоубийстве. А что осталось, если с размаху расплющили о бетонную стену. Всю ее, с несказанной любовью и нежностью, с восхищенными глазами и доверчивым телом… Не нужна ему. В старину говорили «постылая». И зачем-то еще жива… Говорят, Бог не дает человеку страдания сверх его сил. Дает, и еще как! Иначе не случалось бы от горя разрыва сердца и умопомешательства. Люди не лишали бы себя жизни от непереносимой муки и боли. Но когда ясно представила, что продевает голову в петлю, оказалась трусовата. И как мама совсем одна останется? Бабушка уже год назад умерла после третьего инфаркта.