Властимир

Бросив лук, гусляр поспешил к упавшему князю. Тот скатился ниже по склону и лежал, застряв у куста, лицом вниз, не шевелясь.

Буян склонился к нему, но тут раздался громкий крик ярости, и страшный удар сбил его с ног. Перекатившись, он вскинул голову и увидел над собой Сирин. Она волочила правое крыло — стрела торчала из плеча, и кровь текла из раны на оперение и высокую тугую женскую грудь. Левое крыло ее было приподнято, готовое нанести второй удар. Раненная, Сирин забыла о чарах своего голоса или же поняла, что встретила того единственного человека, которого боялась и ненавидела заранее, единственного, кто на всей земле не поддается чарам ее песни. Она все-таки попыталась еще раз запеть. Действие ее голоса не замедлило сказаться — спящий князь почти перестал дышать, лицо его исказила судорога, а кони сделали несколько шагов к ней. Но гусляр, что стоял перед нею, не дрогнул.

Это был странный поединок — Буян, не сводивший глаз с Сирин, уже не слышал ничего притягательного в ее голосе: только чистые совершенные звуки, доступные и человеку. Он вскинул руки и ответил ей ее оружием.

Услышав голос врага, Сирин замолчала, потом яростно заклекотала хриплым голосом и побежала на него, махая здоровым крылом и переваливаясь на коротких кривых лапах. Со стороны это могло выглядеть забавно, но Буян понимал, что один удар этого крыла повергнет его наземь, и тогда Сирин убьет его, разорвет, как орел разрывает зайца.

Сирин махала крылом, гусляр уворачивался, отбегал, изматывая ее.

Неожиданно он вспомнил об одной вещи, о которой совсем было забыл. Опрометью бросился он к Облаку и, запустив руку в тороки, выхватил семихвостую плетку — дар Ве-денеи. Она говорила, что в хвосты вплетены стебли перелет-травы. Что ж, ревун-трава только что помогла его стреле ранить неуязвимую Сирин, должна трава помочь и на этот раз.

На сей раз он не стал убегать от удара крыла Сирин и упал, сбитый с ног. Птица испустила торжествующий крик и, подскочив, наклонилась над ним.

В этот самый миг Буян ударил Сирин плетью по лицу, как недавно его самого князь.

Крик ужаса и боли был ему ответом. Сирин подпрыгнула, намереваясь поразить его сверху, но непонятная для нее сила подняла ее в воздух и понесла прочь.

Проводив взглядом удаляющуюся птицу, Буян с явным уважением свернул плеть.

— Действует, — тихо промолвил он. — Вернусь, надо сказать Веденее… И Чистомыслу — тоже!

Вспомнив о том, кто дал плеть, Буян вспомнил и о князе. Тот лежал недвижим. Прикоснувшись, гусляр ощутил пальцами смертный холод.

Но Властимир еще дышал. Скинув плащ, Буян укутал плечи князя, обхватил его, прижимая его голову к себе и растирая холодные ладони. Потом вспомнил о песне Сирин и тихонько, на ухо князю, зашептал ту мелодию, что чаще всего пели девушки в Ласкове, — о девушке, прощающейся с милым на лесной дорожке. Один раз он слышал, как ее напевает сама Веденея, только с другими словами:

Не уезжай, — сказала
ему я в горький час,—
придумали так люди,
что разлучили нас…

Властимир глубоко вздохнул, и обрадованный Буян потормошил его:

— Вставай, княже! Не время спать!

Властимир разлепил веки:

— А, это ты… Вернулся-таки?

— Да не вернись я, тебя и на свете бы не было! Ты чуть не погиб от чар Сирин-птицы. Она уж тебя совсем в когтях унести хотела, да я не дал.

С помощью гусляра князь сел, потирая лоб и собираясь с мыслями.

— Ничего не помню, — молвил он наконец. — Птицу, что тут сидела, это я помню, голос ее… чарующий…

— Смертоносный, — перебил Буян. — Ты на лошадей глянь!

Властимир повернулся и вскрикнул — Облак и Воронок стояли опустив головы. Старый Облак шатался, собираясь не то лечь, не то упасть. Вдруг он и вообще завалился на бок, дрыгнув ногами.

— Товарищ мой верный, — прошептал пораженный князь. — Что с тобой?

— Поразила его песня Сирин. И с тобой такое сталось бы, не явись я вовремя.

Оставив Властимира сидеть на земле и озираться на черепа и кости, которые он увидел впервые, Буян пошел к лошадям, окликая их:

— Уж вы гой еси, вы, лошадушки, уж вы коники-кони рые! Поднимайтеся-просыпайтеся да на голос мой собирайтеся. Слишком долго вы спали-грезили, не пора ль открыть очи ясные?

На глазах удивленного князя сначала Воронок, а потом и Облак вскинули головы и пошли к нему, с каждым шагом быстрее приходя в себя. Подойдя к гусляру, они ткнулись носами ему в руки.

— Пора ехать, княже! — обернулся тот. — Кони застоялись, а ты загостевался!

Властимир с готовностью попытался встать, но сила ушла из его ног, и он остался сидеть.

— Не могу сейчас, Буян, — молвил он. — Устал я. Все тело ноет, словно три для сражался без отдыху… Давай подождем немного тут — Сирин не скоро вернется, а я тем временем отдохну.

— Не время бока отлеживать! — Буян решительно направился к князю и силой поднял его, потащив к Облаку. — Нельзя нам тут задерживаться, княже! Чует мое сердце, опасно тут!

— Нет у тебя сердца, Буян, — огрызнулся Властимир. — Иначе ты бы дал мне роздыху. Я воин, я старше, я знаю, когда надо человеку отдохнуть… Зря ты вернулся!