Клара молила Господа: «Пусть мальчик не устраивает скандала! Пусть промолчит! Господи! Пошли ему снисхождение и любовь к отцу! Господи! Всеми бессонными ночами, бесконечными страданиями, болями заклинаю Тебя, помоги Дарио поверить, что сын его любит, помоги Даниэлю простить отцу, как я всегда от всего сердца прощала ему, как простишь его и Ты, Милосердный Господь! Он стремился к свету сильнее и пламеннее других, не его вина, что Ты дал ему пылкую кровь, страстные желания, любовь и ненависть горячее, чем у других. Он создан из глины земной, не из небесной благодати, Ты Сам создал его таким, Господи, помилуй его! Дарио, Даниэль, любимые! Господи! Сделай так, чтобы все у них было хорошо!
Временами она отвлекалась и следила за лакеями. Зеленый соус недостаточно густой и жирный. Надо вспомнить, что подавали к семге у герцогини де Дино. За кухню у себя в доме Клара была спокойна. Сервировка, прислуга иногда оставляли желать лучшего, но за кухню она спокойна. Мало в Париже домов, где угощают такими великолепными, изысканными, разнообразными, свежими и вкусными блюдами. Министр и академик всякий раз брали добавки. Как же долго тянется ужин!.. Тайком она подносила скатанный в комочек платок и отирала ледяной пот со лба и висков.
Наконец министр доел последнюю дольку апельсина, академик допил из бокала последнюю каплю болинже 1914 года, и ужин завершился.
Они остались втроем, родители и сын, в ярко освещенной гостиной. Клара, рачительная хозяйка, хотела погасить свет, но сил не было. Она с трудом удерживала слезы усталости, закипавшие внутри.
Даниэль стоял у окна. Ах, какую ошибку совершила Клара, спросив его ласково:
– Ну что, сыночек, тебе было весело?
Разве она не знала, что он и не думал веселиться? Не знала, какое грызет его горе? Но заботы любящих родителей часто неуклюжи, нелепы. Клара надеялась на чудо: сын ей радостно кивнет, улыбнется, – нет, ее дорогой мальчик по-прежнему серьезен и угрюм, а ведь был таким веселым и ласковым ребенком!
– Тебе весело, сынок? – машинально повторила она.
– В самом деле, ты доволен? – присоединился к жене Дарио. – Я специально для тебя пригласил писателя, которым ты так восхищаешься. Мне хотелось тебя порадовать.
– Видишь, какой заботливый у тебя отец, – едва слышно подхватила Клара, бросая на Даниэля умоляющий взгляд.
«Пусть поблагодарит отца, – молилась она про себя. – Если нет, пусть хоть слово скажет тепло, ласково… Бедный Дарио… Как он устал! Как плохо выглядит. Тревожится за меня. Беспокоится из-за денег. У него ни минуты покоя. И не было никогда. Дети так жестоки!»
– Я видел только… эту женщину, – произнес Даниэль высоким пронзительным голосом, превозмогая стыд и отвращение, – Элинор Вардес! Больше я никого не видел!
Родители молчали. Грубый ответ напугал их, они судорожно искали безопасную тему для разговора.
– Почему вы ее принимаете? – продолжал Даниэль, обращаясь к матери. – Как вам не стыдно?
– Даниэль! – властно прикрикнул Дарио.
Тот вскинул голову, дерзко глядя родителям в глаза.
– Вы боитесь правды! – бросил он с вызовом. – Я не сказал бы ни слова, если бы думал, что мама ни о чем не подозревает! Но ты же не можешь не знать, мама, о чем говорят все вокруг: папа и эта женщина убили Вардеса, эта женщина платит отцу!
– Кто тебе это сказал? – прошептал Дарио побелевшими губами.
– Все говорят, все! Я слышал, как гости шептались у тебя за спиной! Я видел, как они усмехались! Мама, ради меня, если ты меня любишь, прошу, не позволяй, перестань, это нельзя терпеть!
– Ты с ума сошел, Даниэль!.. На самом деле я никогда… – начал Дарио.
– Неужели ты думаешь, что я настолько доверчив, настолько наивен? Неужели ты думаешь, что я в самом деле считаю тебя таким, каким ты хочешь казаться? Великим врачом! Гениальным целителем! Может быть, вторым Фрейдом? Шарлатан – вот ты кто! Жулик, жалкий и омерзительный! Другие шарят по карманам, а ты – по душам!
– Замолчи, Даниэль! Замолчи! Ты обещал мне молчать. Это же твой отец. Ты не смеешь его судить. Ты не имеешь права! Тебя настроила против нас Сильви Вардес!
Оба обернулись к Кларе одновременно.
– Ни слова о Сильви Вардес!
– Но это же ее рук дело, разве ты не видишь, Дарио? Из-за нее наш сын ненавидит и проклинает нас.
– Тебя, мама, я не проклинаю! Только не тебя!
– Значит, меня? – спросил Дарио.
Он попытался улыбнуться, чувствуя всем нутром, глубиной сердца, утробой боль от нанесенной раны.